Придя на зону. Шлихт написал ей, где находится, не сильно рассчитывая на ответ, но ошибся.
В конверте, кроме письма, была фотография. Они часто ездили с ней в Ливадию, гуляли по Золотой тропе. Она еще называется Царской, потому что по ней любил прогуливаться последний Романов. Тропа представляла собой выложенную гравием дорожку, идущую вдоль берега и плавно уходящую в горы. На пути часто попадались лавочки и беседки, где любил отдыхать Николай II со своей свитой.
Все было немного запущено, беседки заросли дикорастущими деревьями, но Шлихту с подружкой это не мешало. Густые заросли скрывали их от посторонних глаз. Поднимаясь по тропе, на повороте они увидели маленький замок-крепость с башенками, бойницами и коваными ажурными воротами. Он очень живописно выглядел на фоне моря, леса и скал. Подойдя ближе, они увидели, что замок чуть выше человеческого роста. У Терезы был «Кодак», и она несколько раз сфотографировала Шлихта на фоне замка. Но каково было их удивление, когда, открыв калитку в воротах и войдя в замок, они очутились в туалете.
Сейчас, глядя на фотографию, на которой он позировал на фоне царского туалета, Шлихт понял, что он плебей по рождению, и как бы он ни пыжился, останется им навсегда. У него оставалась только одна возможность — стать аристократом. Он должен стать аристократом духа. Показав фотографию отрядному, он грустно заметил:
— Да, был в свое время знаком с графиней. Вот замок, в котором мы провели свои лучшие дни.
Нет худа без добра
На зоне свирепствовала дизентерия, завезенная с пересылки очередным этапом. Медсанчасть была переполнена ослабевшими от поноса и истощения зеками. Лекарств не хватало. На дальняк, расположенный в конце локалки>2, выстраивалась очередь. На зоне был объявлен карантин. Это значит, что зеки лишились и без того редких свиданий, посылок и передач.
В БУРе все было спокойно. Здесь зеки не общались ни с кем, кроме «шныря», в обязанности которого входила раздача пищи и уборка помещения.
Шлихт сидел в камере с зеком по кличке Кагебист. У того было двенадцать пасок сроку, из которых он отсидел всего пять. Впереди были долгие семь лет, и он, не выдержав тоски по свободе, пустился «во все тяжкие».
Распустил по отрядам слух, что он не обычный осужденный, а майор госбезопасности, под видом простого зека внедренный в среду осужденных для сбора информации и надзора за действиями администрации колонии.
За пачку чая он на вечер снимал у «шныря» отряда помещение конторки и вел прием зеков, недовольных режимом содержания. Недостатка желающих попасть на прием не было. «Шнырь» следил за тем, чтобы соблюдалась очередь, но за десять сигарет или «заварку» мог пойти на служебное преступление, пропустив без очереди нетерпеливого жалобщика. К Кагебисту приходили кляузники со всех отрядов и писали жалобы на «хозяина» и «кумовьев», обвиняя их во взятках, поборах, жестокости и беспределе.