Поезд тянулся медленно, останавливаясь на каждом полустанке. Через двое суток, сверившись по карте, он вышел на маленькой станции. Мороз был градусов до сорока, но ветра не было, и холод почти не ощущался.
В рубленой избе станционного здания горел свет. Шлихт взял лыжи и рюкзак и, толкнув тяжеленную дверь, зашел в темное помещение. В углу комнаты стояла русская печь. На полу аккуратной стопкой лежали дрова. В углу под стенкой на широкой лавке, укрывшись меховым одеялом, спал человек.
Возле печи сидел бородатый мужик богатырского сложения, одетый в длинный тулуп, унты и шапку-ушанку, и подбрасывал дрова в огонь. Шлихт поставил лыжи в угол, подошел к печке и поздоровался. Бородач, не ответив на приветствие, спросил:
— Ты кто, геолог?
— Геолог,— ответил Шлихт.
— Я начальник станции. Садись и грейся. Заодно и дрова в печку будешь подкладывать. А я полежу на печи, посплю.
— Скажи, земляк, до речки Оймикон далеко? — спросил Шлихт.
— Смотря какой дорогой и на чем добираться. Если на собаках или на оленях, то за сутки доедешь. А на лыжах суток за трое, не меньше. Ну, может она тебя довезет? — Он кивнул на спящего человека.— У нее в сарае собачья упряжка и нарты. Ей по пути.
Бородач снял тулуп и полез спать на лежанку русской печи, зашторенную ситцевой занавеской. Дрова в печке прогорели, и Шлихт подбросил несколько поленьев. Когда пламя осветило комнату, он внимательнее присмотрелся к спящему. Это была женщина, судя по скуластому лицу,— якутка. Возраст в полутьме определить было трудно. Но ей было не больше тридцати.
Часа два Шлихт дремал, время от времени подбрасывая дрова в огонь. Потом, подложив рюкзак под голову, забылся тревожным сном. Обрывки сновидений были короткие, тяжелые и несвязные. Как часто уже бывало, снилась тюрьма и зона, потом снился Сева в образе батьки Махно, потом Гуру Вара Вера в белых одеждах. Последним приснился бородатый начальник станции в образе Ибрагим-оглы из «Угрюм-реки». Он, без всякой причины, душил Шлихта за горло.
Шлихт проснулся. Было холодно и темно. Рядом стоял начальник станций и толкал его в плечо.
— Ну, что, проснулся? — ворчал он.— Я уже думал не добужусь. Вставай, уже утро. Я за тебя договорился. Она тебя подвезет до реки. На лыжах ты не дойдешь. Мороз градусов сорок, не меньше.
Шлихт выглянул в окно:
— Ты говоришь утро, а на дворе темно, как ночью.
— Так мы же за Полярным кругом. Сейчас полярная ночь. В полдень немного посветлеет, потом опять будет темно.
Для него это было непривычно. Тем более ему нужен был попутчик.
Оглядевшись, Шлихт не увидел в комнате никого, кроме Бороды.