— А где же моя попутчица? — спросил он.
— Собак кормит. В тайге собаки первое дело. Сначала о собаках позаботься, а потом о себе думай. Они тебя в трудную минуту выручат.
Шлихт разделся по пояс и вышел на улицу. Мороз был гораздо сильнее вчерашнего. Набрав в пригоршни снега, он растер лицо, потом тело и быстро вернулся в избу. Сон как рукой сняло. Едва он успел одеться, как вошла его попутчица. Она была среднего роста, молодая и очень привлекательная. Широкие скулы и раскосые глаза не портили, а наоборот, придавали ей какое-то своеобразие. Она улыбнулась белозубой улыбкой и, поздоровавшись, спросила:
— Ну как, собрались? Пора ехать.
Присмотревшись внимательнее, он определил, что ей не больше двадцати пяти. Ему было за сорок, по возрасту он годился ей в отцы. Но он был человек без возраста. Глядя на нее, Шлихт вспомнил теорию Фрейда, и полностью с ней согласился.
Его попутчицу звали Снеголь. Она работала почтальоном в оленеводческом хозяйстве и раз в неделю приезжала на станцию за почтой.
Шлихт уложил на нарты рюкзак и лыжи, помог Снеголь погрузить мешки с письмами, и они тронулись в путь.
Собак в упряжке было одиннадцать. Впереди бежал огромный пес, помесь водолаза и якутской лайки, по кличке Кучум. Нарты легко скользили по накатанному зимнику. Выкрикивая Кучуму какие-то команды, Снеголь ловко управляла упряжкой, изредка пользуясь поворотным шестом. Собаки хорошо знали дорогу и легко обходили препятствия. На ровной и укатанной дороге Шлихт и Снеголь сидели на нартах, а когда дорога шла под гору, шли рядом с упряжкой.
В полдень сквозь низкие густые облака мелькнул солнечный диск. Ночь уступила место предрассветным сумеркам. Пошел снег, и тогда Шлихт понял, что езда на севере — это тяжелый труд. Собаки вязли в снегу, скулили и двигались очень медленно.
Снеголь и он по очереди становились на лыжи и шли впереди упряжки, прокладывая дорогу. Шлихт делал это впервые и вскоре валился от усталости. Казалось, что он всю жизнь идет по этой белой пустыне, подгоняемый стаей злобных собак, и этому не будет конца. Снеголь устала не меньше него, но продолжала упрямо идти вперед.
— Давай сделаем привал и отдохнем,— предложил Шлихт.
— Через полчаса будет охотничье зимовье, там и отдохнем,— отвечала Снеголь.
Зимовье стояло на краю вырубки. Это была небольшая избушка, крытая тесом, с единственным окном, в котором вместо стекла была натянута тонко выделанная оленья шкура. К тыльной стороне избушки прислонилась поленница. Дрова — это было самое необходимое.
Шлихт взялся растапливать печку, сделанную из бочки из-под соляры, а Снеголь пошла кормить собак, которых привязала с подветренной стороны.