Вскоре печка загудела, раскалилась докрасна. Внутренняя часть двери, покрытая инеем, начала оттаивать.
Шлихт вышел к нартам за рюкзаком. Собаки перестали рычать друг на друга и, зарывшись в снег, сворачивались клубком.
Наскоро перекусив. Шлихт и Снеголь крепко уснули, укрывшись меховым одеялом.
От усталости Шлихт напрочь забыл Фрейда и его заумную теорию...
К вечеру следующего дня они были на берегу небольшой речки. Дальше их дороги расходились. На прощанье Снеголь сказала:
— Мне нравятся русские мужики. Русский х..., однако, мяса много-много...,— и уехала своей дорогой.
Он пошел вниз по течению.
Часа через два Шлихт был на пушной фактории, которая стояла на высоком берегу, издали напоминая староверческий скит. Три стоящие рядом избы были обнесены высоким частоколом, ворота — наглухо закрыты. Света в окнах не было, но из одной трубы шел дым.
«Значит, хозяин дома»,— подумал Шлихт и стал стучать в калитку.
Минут через пять скрипнул засов, калитка приоткрылась, и кто-то глухим голосом спросил:
— Кто и зачем пожаловал?
— Гость. К Гуру Вара Вере,— ответил Шлихт.— Желаю тебе спокойствия духа и кротости в сердце.
— Всякий гость от Бога. Проходи,— и калитка открылась во всю ширину.
Когда они вошли в дом, Шлихт сразу его узнал. Это был Геннадий Храпов, он же Гуру Вара Вера, пациент института Сербского и его первый наставник по йоге.
Он ничуть не изменился и, судя по крепкой фигуре, был еще полон сил.
«Даже время не отложило на нем отпечаток»,— подумал Шлихт.
— Время — категория относительная,— произнес Гуру.
«Не подумал ли я вслух?» — мелькнуло у Шлихта в голове.
— Проходи, располагайся как дома. Я тебя давно жду. Всегда знал, что еще раз свидимся. Это подсказал мне тайный ход планет. И зачем пришел, тоже знаю.
Шлихт поставил в угол рюкзак, снял парку и унты, прошелся по комнате. Обстановка была спартанская. Посредине комнаты стоял стол с двумя широкими лавка- >в ми. В углу висела икона с изображением Божьей матери и горела лампадка. У стены стояла этажерка с книгами и несколько стульев. Вся мебель была кустарной работы, но выглядела прочной и удобной. На чисто вымытом некрашеном полу лежали медвежьи шкуры. Русская печь располагалась так, что своей тыльной стороной обогревала вторую комнату, служившую спальней.
В спальне мех был не только на полу. Стены и потолок были оббиты песцовыми шкурами. В углу стояла железная солдатская кровать, аккуратно застеленная шерстяным одеялом. На стене у изголовья висел охотничий карабин.
Пока Шлихт осматривался, Гуру накрыл на стол и пригласил его ужинать. Маринованные грибы, отварная оленина и домашний хлеб — все это было очень кстати.