— …и раскрой ее сердце для Твоей любви…
Нет. Штеффи не нужна любовь Иисуса. Не потеряет ли она любовь тети Марты?
Любовь тети Марты. Штеффи впервые подумала о том, что тетя Марта любила ее.
Она вспомнила их первую встречу у тети Альмы. Холод ледяным панцирем окутывал тетю Марту. Штеффи вспомнила пощечину на лестнице и наказание за фарфоровую собачку. И она вспомнила чувство счастья в тот раз, когда тетя Марта взяла ее под свою защиту и назвала «моя девочка».
Мама с папой так далеко. Тетя Марта с дядей Эвертом — единственные, кто у нее есть. Стоит ли ради них принять Иисуса?
— …успокой ее тревоги, — молилась тетя Марта.
Успокой ее тревоги. Скоро уже лето пройдет, а она ничего не знает о маме с папой. Где они? Остались ли они в Терезиенштадте? Или они «переведены», это непонятное слово употребляла Юдит и не хотела ничего объяснять.
«Ты предала свой народ». Так сказала Юдит. Это значило, что она предала и маму с папой.
Она могла поступить иначе. Могла бороться за то, чтобы маму с папой впустили в Швецию. Если бы она не была так мала, когда приехала сюда! Теперь она почти взрослая, но уже слишком поздно. Теперь маму с папой не выпустят из лагеря, даже если Швеция согласится их принять.
— Ты не можешь молиться?
Рука тети Марты легко коснулась ее плеча.
— Попробуй!
— Господи, — сказала Штеффи. — Господи, если ты существуешь, верни мне маму и папу!
Слезы хлынули по щекам.
— Мама, — плакала она. — Я хочу, чтобы здесь была моя мама.
Позднее, после того как тетя Марта укутала Штеффи одеялом, отвела на кухонный диван и дала ей выпить чашку горячей воды с медом, они тихо сидели, пока не опустились августовские сумерки.
Тетя Марта помешивала ложкой в своей кофейной чашке.
— Я знаю, — сказала она, — что не могу заменить тебе маму. Но ты должна знать, что бы ни случилось, у нас с Эвертом ты всегда дома.
— Простите, — сказала Штеффи. — Простите меня за неблагодарность.
— Не ты должна просить прощения.
Тетя Марта сделала глоток кофе.
— Не думай, — медленно сказала она, — что я не размышляла над тем, правильно ли мы сделали, Альма и я. Нужно ли было крестить вас и принимать в общину? Наверное, нам следовало бы подождать. Но я считала, что Иисус мог бы стать для тебя утешением. Как стал для меня во времена большой скорби.
Она замолчала.
— Когда умерла Анна-Лиза? — прошептала Штеффи.
Первый раз она назвала имя Анны-Лизы при тете Марте. С тетей Альмой она разговаривала о дочери тети Марты и дяди Эверта, умершей от туберкулеза в возрасте двенадцати лет. А дядя Эверт знал, что Штеффи была в курсе. Красные санки, которые она получила в первую зиму на острове, принадлежали Анне-Лизе. Но тетя Марта никогда ни словом не обмолвилась о своем умершем ребенке, и Штеффи подчинялась ее молчанию.