К началу проповедей Мухаммада вера в древних богов значительно ослабла. «С внешней стороны боги еще оставались предметом поклонения; по-прежнему совершались паломничества к их святилищам, по-прежнему совершались вокруг святилищ торжественные процессии, в храмах происходили жертвоприношения, каменных или деревянных богов смазывали кровью жертв; в затруднительных обстоятельствах или с целью узнать судьбу арабы обращались к оракулу. Но веры не было. Гадателей избивали, если предсказания их не сбывались или если они осмеливались раскрыть совершенное злодеяние. Бывали случаи, что в тяжелую минуту человек давал обет перед тем или другим богом принести в жертву овцу; а когда опасность миновала — он вместо овцы, имевшей известную ценность, закалывал серну, которую стоило только поймать: «каменный чурбан, — думалось, — не станет чересчур вглядываться». Уважение к прорицалищу существовало только до тех пор, пока предсказания давались желательные. Как-то один араб, желая отомстить за смерть отца, зашел в храм Халасы посоветоваться с оракулом. Гадание производилось посредством вынимания трех стрел, из которых одна повелевала, другая запрещала, третья приказывала подождать. Вынув ту, которая давала запрещение, он повторил гадание. Три раза получился тот же результат. Тогда он сломал стрелы, швырнул их в истукана и воскликнул: «Презренный! Если б твоего отца убили, ты не запрещал бы мне за него отомстить». При малейшем случае на богов сердились; им, не обинуясь, высказывали всю правду; их оскорбляли. Так однажды бедуин из племени бенимилькан привел к Сааду, своему племенному идолу (это был большой обломок скалы в пустыне) несколько верблюдов, которых он желал принести ему в дар, чтобы снискать себе его расположение. Но когда он стал совершать обряды и, по обычаю, поливать бога кровью, верблюды испугались и убежали; их хозяин пришел от этого в такую ярость, что поднял камень и бросил его в идола, крикнув: «Ах, чтоб тебя Аллах не благословил! Ты испугал моих верблюдов». Пустившись их отыскивать и опять их собрав, он произнес следующую стихотворную импровизацию:
Мы пришли к Сааду, чтобы он уладил наши дела;
а он, наоборот, только их расстроил;
поэтому нам нечего делать с Саадом.
Да и что другое Саад, как не обломок скалы в пустыне,
не побуждающей ни к чему дурному, ни к хорошему!
Племя бану ханифа так уж мало проявили уважения к своему идолу, что съели его. В их оправдание надо сказать, что бог у них был сделан из какого-то финикового теста, молока и масла и что в их стране свирепствовал тогда большой голод» (Р. Дози).