Крепкие ладони кагана сомкнулись на хрупкой шее прекрасной наложницы. Сильные пальцы лучника, не хуже веревки палача, сжали женщине горло. Лакшми закинула голову, задыхаясь. Лицо Бартатуи оставалось суровым и отрешенным. Наверное, кагану потребовалась вся его неукротимая воля, что бы вот так, собственноручно, задушить ту, которую он столь страстно любил. Однако ни искры сожаления не промелькнуло в холодных глазах степняка. Его хватка не ослабевала ни на мгновение. И все же каган не мог заставить себя сделать последнее усилие.
Лакшми судорожно трепыхалась. Отчаянным рывком подлая вендийка сумела-таки дотянуться до набедренной повязки. Она кончиками пальцев вытащила отравленный кинжал, перехватила рукоять и вонзила клинок кагану в бедро. Бартатуя сначала не понял, что произошло. Потом весь выгнулся от страшной боли, захрипел – то ли молитву, то ли проклятие – и рухнул на землю, так и не разжав хватки, увлекая за собой Лакшми. Вендийка тщетно пыталась разорвать намертво сцепившиеся пальцы, но каган, даже приняв жуткую смерть, оставался неумолим. Вдруг Лакшми заметила, что рядом с ней стоит еще кто-то. Это был киммериец. Конан, ее злейший враг, теперь был ее последней надеждой, и Лакшми протянула руки, моля о помощи.
Конан оторопело уставился на поверженного кагана. Потом перевел взгляд на Лакшми. Догадка осенила киммерийца: гнусная вендийская шлюха каким-нибудь подлым способом сумела убить гирканийского вождя! Вот дрянь! Потаскуха, что не стоит и одной золотой монеты, прикончила великого воина. Да еще теперь тянет свои грязные лапки с мольбой помочь. У великана варвара, конечно, хватило бы сил разжать мертвые ладони Бартатуи. Но Конан лишь с сожалением посмотрел на погибшего друга. И смачно плюнул вендийке в лицо. Потом он молча перешагнул через Лакшми, подошел к алтарю и принялся разрезать путы, которыми была связана несчастная Ишкала.
В это время в темнеющих небесах безобразное чудовище пожирало останки злополучного чародея. Это был достойный конец самонадеянного претендента на туранский престол.
Конан вскинул залитое кровью тело девушки на плечо и стал спускаться вниз по склону. Оглядываться киммериец не стал. Ему что-то очень не хотелось вновь заглянуть в остекленевшие, выкатившиеся глаза прекрасной вендийки.
Внизу царила полная неразбериха; воины не знали, бежать ли им или продолжать сражение. Чудовище, кажется, удовлетворилось чародеем и залезло обратно в свое облако, Конан снял плащ с одного из мертвецов и завернул в него Ишкалу. Потом киммериец неторопливо направился прочь от Курганов.