…Дождя не было, и это хорошо. Потому что до полудня Гарав рысил следом за Тариком по полям вокруг крепости, где тренировались орки. Много. Хорошо вооруженных и снаряжённых, под командой людей — но не морэдайн, а холмовиков. Правда, оружие и снаряжение орков были сделаны грубовато, но им большего явно не требовалось. На дальних склонах гор дымили кузницы — много, целые ряды, сновали туда–сюда телеги. Но на это Гарав обратил внимание лишь мельком. При виде орков он закостенел в седле. И старался смотреть поверх голов и дышать ртом, пока Тарик что–то проверял, отдавал приказы, орал и то и дело бил ножнами. Когда они возвращались обратно в Карн Дум и проезжали в чёрные ворота мимо стражников–холмовиков, мальчишка сказал тихо:
— Противно на них смотреть.
— А, — Тарик покачал головой. — Тупое мясо. Но чтобы завалить юг — их хватит.
Гарав закусил губу. И вспомнил не Мэлет — о ней он почти не думал, это казалось кощунством тут — а Тазар и Форност. И фонтаны. И тех двух мальчишек. И девочку с котёнком.
Орки придут туда. Эти орки.
Мысль причиняла боль — но не давала сил сопротивляться. Страх был сильнее. И всё–таки Гарав спросил:
— Скажи… как же ты можешь вести их на людей? Там же твоя родня. Пусть не друзья, но родня по крови. Ты похож на Эйнора. Ты знаешь?
Он почти ожидал удара. Но Тарик, помолчав, ответил:
— Среди родни и бывают самые страшные враги. Очень давно между нами лёг меч беды. Если меч кладут между мужчиной и женщиной — это ограда женской чести. А если между мужчинами — то жди, кто первый схватится за рукоятку. Тебе не нужны эти счёты. Ты всего лишь Младший. От этого всё в твоей жизни легче и проще.
Вот этих слов Эйнор не сказал бы никогда.
Гарав промолчал.
Он смотрел вокруг — на сырой мрачный город, словно выросший из камня. На людей на улицах. И узнавал Форност. Переделанный злым волшебником, но — Форност, нуменорский город.
Построенный Ангмаром Карн Дум был извращённым воспоминанием о его молодости и о Нуменоре.
Ангмар никуда не мог уйти от себя. И, наверное, за этот ненавидел нуменорцев ещё сильней.
* * *
После обеда Тарик куда–то ушёл, сказав, что Гарав может отдохнуть три часа, «потом опять поедем». Мальчишка кивнул, поблагодарил. Поднялся в комнату.
Ставни были закрыты, горела лампа. Если её потушить — станет темно. Но Гарав устал — слишком устал, чтобы думать про темноту и свет. И про странный сон. Усну и при лампе, подумал он, снял перевязи, сапоги, расстегнул куртку и повалился на кровать, думая об одном: поспать.
Прозвонили колокольчики. Где–то открылась дверь, послышались легкие, но отчётливые шаги — шаги по каменному полу в невидимой огромной зале, рождавшие эхо… Приподнявшись на локтях, мальчишка со страхом следил за тем, как трепещет пламя лампы. Потом оно дрогнуло особенно сильно — но тут же вытянулось вверх и застыло, как лезвие кинжала.