Передать сообщение.
Сообщение!
Он прорвался! Как будто где-то глубоко внутри себя он нажал плечом на дверь, и она распахнулась. У него была цель, и он ее вспомнил.
Конечно, корабельное радио и космическая станция.
Он хрипло сказал:
– Ничего у вас не вышло. Я помню. И не забуду.
Ответа не было.
Он громко, бессвязно закричал. Он подумал, что похож на человека, борющегося с сильной дозой снотворного. Напрягай мышцы, подумал он. Иди. Иди.
В данном случае он должен напрягать мозг, заставлять работать умственные мышцы. Делай что-нибудь! Делай! Остановишься, и они захватят тебя.
Он продолжал кричать, и звуки превратились в слова:
– Я это сделаю! Сделаю!
Что сделает? Снова ускользнуло.
Лихорадочно он повторял:
– Радио на станцию… радио на станцию…
Но слова звучали бессмысленно.
Теперь он двигался. Тело поворачивалось неуклюже, как на деревянных шарнирах, к тому же еще прибитых, но поворачивалось. Он увидел передатчик. На мгновение он увидел его ясно, потом передатчик задрожал, стал туманным. Он напряг мозг и снова увидел радио. Видел передатчик, видел ручку регулировки частот, видел конденсаторы. Он мог вспомнить, как работает радио.
Он сделал шаг к передатчику, и в виски ему как будто вонзили огненные острия.
Он пошатнулся, упал на колени, потом с болью встал.
Сквозь налитые болью глаза он по-прежнему видел радио. Двинулась одна нога, потом другая.
Радио казалось далеко, в сотнях ярдов, оно было расплывчатым, его окружал кровавый туман. С каждым шагом усиливались удары в голове.
Он старался не обращать внимания на боль, думать только о радио, видеть только радио. Его ноги охватывало как резиной, но он заставлял их преодолевать сопротивление.
Наконец он поднял руку, но она остановилась в шести дюймах от коротковолнового передатчика. Лаки понял, что выдержке его приходит конец. Как бы он ни старался, его измученное тело больше не поддастся. Все кончено.
«Хильда» являла сцену паралича. Эванс без сознания лежал на койке; Бигмен скорчился на полу; и хотя Лаки упрямо оставался на ногах, единственным признаком жизни в нем была дрожь пальцев.
Снова в мозгу Лаки прозвучал голос, такой же ровный, безжалостно монотонный:
– Ты беспомощен, но ты не потеряешь сознания, как твои товарищи. Ты будешь испытывать боль, пока не согласишься погрузить свой корабль, рассказать нам все, что нам нужно, и закончить свою жизнь. Мы можем терпеливо ждать. Ты не можешь сопротивляться нам. Ты не можешь бороться с нами. На нас не действует подкуп. Не действуют угрозы.
Лаки сквозь бесконечную пытку почувствовал, как в его вялом, затянутом болью мозгу рождается какая-то мысль.