В середине разговаривали, густо пересыпая слова матами. Грузины практически не употребляют матов, да и у нас русская ругань была строго воспрещена, кроме всего прочего еще и потому, что ночью стреляют на голос. Так что, национальная принадлежность людей в середине не вызывала сомнений.
Раз так, выдернул кольцо, посчитал до двух, и Ф-1 полетела в окно. Оторванные взрывной волной двери просвистели над головой, едва не зацепив подбегавшего к дому моего стрельца. Я вскочил в дом, ведя автоматный огонь. На фоне окна в дыму и поднятой пылюке я увидел силуэт человека и последней очередью резанул по нему. Он плавно завалился назад в комнату. В то, что осталось от дверей, влетел мой запыханный автоматчик. Пес предусмотрительно остался внизу.
В комнате кисло пахло взрывчаткой; перекинутые кровати; стол; на полу четыре фигуры. Двое подают признаки жизни. Нас удивило, что на поясах у всех были приспособлены наручники. Ними мы и заковали тех, кто остался в живых. В нагрудных карманах нашли удостоверения. Вот это да! Рижский ОМОН! Насколько мне известно, они много сала за шкуру залили прибалтийцам, теперь, выходит, перебрались сюда. В этот момент по окнам брызнули автоматные очереди. Мы выскочили из дома, вытянув за собой обоих ОМОНовцев. По кучности стрельбы было ясно, что стреляло человек 12. Пока что нас прикрывал дом, от которого аж щепки летели. Пригнул к земле автомат стрельца: «Ты что, сдурел? Как только начнем стрелять, они сразу поймут, что нас только двое. Тогда конец. Расстреливаем ментов и убегаем». ОМОНовцы лежали молча. Это были люди, которые никого не щадили и хорошо понимали всю бесполезность просить пощады для себя. Забрать их с собой мы не могли, оставить в живых тоже. Это были наемники, у которых руки были по локти в крови. Но сердце моего стрельца дрогнуло: «Что хотите делайте, пан хорунжий, но пленных расстрелять не могу».
«Хорошо, — говорю, — забирай собаку и убегайте, я догоню». Но выполнить приказ было невозможно — не было, кого забирать — умный пес уже выглядывал из-за деревьев с другой стороны ограды. «Ну, давай, догоняй своего Серка» — подтолкнул стрельца в спину. Через полчаса я догнал их уже в лесу. Он посмотрел на меня и все понял. Обстрел наших позиций прекратился.
Бой за Шрому
Роевой «Явир»
Дорога простреливалась тяжелыми пулеметами. Россияне торопливо перетягивали огневые средства с других площадок. Появились первые раненые. Первый и второй номера нашего пулемета были ранены и отправлены в тыл. Среди союзников было несколько убитых.
Чтобы спасти положение, комбат приказал: «УНСО, вперед!» У нас была возможность прорваться через обстреливаемый участок дороги, но это привело бы к 30–40 % потерь личного состава. После получасового спора удалось убедить союзников в том, что во время боевых действий необязательно передвигаться по дорогам. После того, как мы получили свободу действий, отряд лесом обошел Шрому. Мы вышли к обрыву высотой метров 200. Ни россияне, ни грузины не могли даже представить, что тут может пройти более-менее значительное подразделение, поэтому какого-либо серьезного наблюдения за этим участком не велось. На веревках мы спустились вниз и спустили все вооружение и боеприпасы. Было еще темно, так что сделать это было не легко, но, к счастью, обошлось без жертв. Внизу мы очутились на расстоянии 35–40 метров от российских окопов. Запрещено было курить и разговаривать.