На мгновение я забыл о первейшем долге: спасении священного знамени (собственной шкуры). Так хотелось чтобы «Серый» ушел. Погоня скрылась в какой-то подворотне. «Господи, якщо ты есы… И тут, в третий раз, как в сказке, меня окликнули. Моя знакомая с подругой, как ни в чем не бывало покидала площадь. Я подхватил обеих дам под руки и, чуть громче обычного рассказывая грузинские анекдоты (Гризли? Нэт, руками задавили!), мы миновали кольцо оцепления.
В общежитии нас ожидал чай — «гербата», как говорят на запад от «линии Сталина»
В объятиях этой дамы я и проснулся в субботу 17 октября 1996 г. Глядя в синие сумерки рассвета за окном я какое-то время лежал неподвижно, взвешивая все за и против. С одной стороны жрать в доме было уже нечего, традиционная полуночная «гербата» в виде жиденького чая начинала угнетать. С другой стороны, характер предстоящего занятия и приходящаяся на него дата не оставляли никаких сомнений в исходе мероприятия. «По субботам мы больше не воюем» — гласит один из заветов Провидныка. Именно на этот день приходятся наибольшие потери во всех операциях УНСО. «Ну его к черту, может не идти?» Но «идти» было необходимо. Положение обязывало.
На углу Володарского (возле тюрьмы) мои сомнения подтвердились самым недвусмысленным образом. Густые цепи милиции перекрывали тротуары, проверяли документы у прохожих, шмонали молодежь, а наиболее подозрительных загружали в «воронки». Именно это в годы немецкой оккупации именовалось облавой. В сгустившейся толпе я невольно замедлил шаги, лихорадочно ощупывая карманы. Так, удостоверение «Евразии» — оно с двуглавым орлом, пригодится, удостоверение «Пресса» тоже сойдет, удостоверение референта депутата Верховного Совета Украины. К сожалению, все на разные фамилии. И еще два паспорта. За один из них — грузинский мне дали в морду на винницком вокзале. Всю нелегальщину я предусмотрительно перегрузил на свою спутницу, теперь ее предстояло скинуть, пока напор задних не вытолкнул нас на «ментов». Истошный крик:
— Александр Григорьевич! — принудил меня обернуться. Какой-то мужиченка в орденских колодках с разгону бросился мне на шею, в нос ударил запах немытого тела и лука.
— Александр Григорьевич, — теперь уже обернулись и остальные прохожие. Спасительное решение, как водится, пришло мгновенно. Я слегка отстранил ошалевшего от счастья отставника. — Спасибо, спасибо, что победили.
Пока я вновь прижимал старца к груди, сквозь толпу протолкался полковник «Алмаза».
— Собственно, я его сын (Черт! Надо было сказать «племянник»).
— Мы тут элементы фильтруем. Можем машину. Александр…