— Цистый, товалися!
Вьетнамцы обращались со своими автоматами, как с палками. Чтобы оценить это прагматическое слияние человека с оружием, лишенное какого-либо фаллического культа, нужно было повоевать самому. Неизбежно приходит день, когда начинаешь заколачивать прикладом своего АКМ гвозди. Я, конечно, выражаюсь фигурально. Речь идет о том, чтобы точно знать, чего следует и чего не следует ожидать от оружия. Посторонние слишком уж часто придают ему какую-то сакральную ценность.
Мы покидали Вьетнам морем, на спасенном нами «Дивногорске». Шли в Гонконг на ремонт. Последним зрелищем для меня в этой войне стала фантасмагория китайско-вьетнамского противостояния в Гонконгском заливе. Кроме Парасельских островов в Южно-Китайском море, там еще масса мелей и скал, некоторые из которых выступают над поверхностью воды только во время отлива. На спорных островах, в прилив, вьетнамские солдаты стояли буквально по горло в воде, с национальными флагами в руках. И горе тому, кто ронял или мочил полотнище, которое уже не могло развиваться в таком виде. На соседних мелях точно так же, с флагами в руках, стояли китайцы. Жизнь на островках входила в сухопутное русло только в отлив. Прибывала смена, готовили пищу. Если эти «спорные территории» были так важны, почему на них не строили, скажем, вышек на сваях? Ответ прост, вышки обходились намного дороже людей. Хорошо развитое чувство долга позволяло вьетнамцам выдерживать низкую для них температуру воды. Когда я зимой купался на батарее, вода казалась мне, по черноморским масштабам, теплой, но вьетнамцы вылезали из нее, стуча зубами от холода. То же самое наблюдал один мой коллега, советский военный советник в Индии. Жители южных областей обычно мерзнут даже при омовениях в Ганге. Находясь на военной службе в штате Джамму и Кашмир, они выдерживают высоко в горах укутанные в одно одеяло, по 5–6 часов при пулеметах.
Странным образом судьба вновь свела меня с вьетнамцами, спустя многие годы после войны. К концу семидесятых — началу восьмидесятых годов довольно много вьетнамцев обреталось во всяческих вузах на территории Украины. В те благословенные годы застоя, каждый иностранный студент стремился что-то продать. Вьетнамцам тогда, ввиду относительной недоступности для них рынков дальневосточного ширпотреба, продавать было, особо нечего. А в моду как раз вошло каратэ. И все из них, кто имел к этому хоть какие-то задатки, кинулись преподавать вьет-во-дао. В основном это были какие-то доморощенные деревенские стили. Для пущей важности инструктора придумывали себе боевые биографии «по-спецназистей» и стремились поразить воображение слушателей историями-«страшилками». Хотя по возрасту их бы и в «красные кхмеры» не взяли. По окончании учебы, вьетнамцы не очень-то стремились домой. Многие оседали тут, женились на вьетнамских же работницах, завезенных для работы на ткацких фабриках. Часть добытых, в том числе преподаванием, денег, надлежало отдавать своим старшим. На этой почве, случалось, доходило до разборок. Некоторые начинали скрываться от своих. В эмиграцию были перенесены и клановые противоречия. Но что оставалось неизменным, так это глубокое презрение к нам — белым. Самым курьезным образом «легендирование» постепенно перешло и на отечественных «сенсеев». Один из них договорился до того, что якобы, тренировался в Китае, для чего, нелегально, переходил границу. Благо, тогда за преподавание подобного «каратэ» сажали за решетку. А «пребывание в Китае» послужило отягчающим обстоятельством.