Ни в первом, ни во втором случае японские понятия о наготе и приличиях изначально не совпадали с европейскими. В прежние времена японцы обнажались только для естественных или гигиенических процедур. Воздействовать на чувства другого человека, обнажив ту или иную часть своего тела в не предназначенном для этого месте, — такого здесь не практиковали никогда. Появившиеся во второй половине XIX века иностранцы сразу подметили эту особенность отношений между полами.
А. Николаев: «Японцы имеют свой кодекс стыдливости. Они считают обнажение своего тела предосудительным только в тех случаях, когда этой наготой подчёркивается желание воздействовать на чувственность другого. Японки с краской стыда смотрят на декольтированную даму из европейского общества» (Николаев, 29).
По мнению Э. Гюмбера, чувственное равнодушие к обнажённому телу объясняется «отсутствием у японцев чувства пластической красоты, вследствие чего оно и не имеет влияния над их воображением, между тем как наше находится в постоянном возбуждении благодаря модам, нравам и образу жизни» (Гюмбер, 248). Это давало основание для утверждений о том, что, сточки зрения европейца, в японской культуре эротики вообще нет, а есть одна только физиология.
Как и всему остальному, любовным страстям в японской жизни было отведено специальное место, где им можно и нужно было предаваться. В обязанности девочек, обучающихся в школах для гейш, входило развлечение гостей многими способами, но «главное их назначение — своею красотой и своими сальными играми возбуждать страсти молодых людей, заходящих в [чайный] дом, для чего они часто танцуют совершенно нагие и делают различные движения не совсем скромного свойства, но сами они должны оставаться целомудренными… Танцы [японцев| состоят из кривлянья и мимики, лицом они выделывают ужасные гримасы, а телом движения, по большей части очень нескромные» (Бартошевский, 349,350).
Что касается гейш из квартала Ёсивара, то они не демонстрировали гостям ни своего тела, ни лица. Тело от головы до пят было скрыто под кимоно, открытой оставалась только шея. Именно она, точнее, её задняя часть, долгое время считалась символом женственности и самым эротичным местом. Может быть, именно потому, что была открыта для взгляда и представляла хоть какую-то пищу воображению. Покрой кимоно скрывал пропорции фигуры, лицо — под слоем белил и румян, брови густо накрашены, естественной кожи не видно. Так что японским мужчинам в визуальном плане мало что оставалось. Но зато женщины, избравшие своей профессией общение с противоположным полом, славились остротой языка и живостью ума. По-видимому, именно в этом скрывался секрет их обаяния, ведь сказано же было: «покорять не внешней красотой, а красотой души». А как же красоту души и проявить, если не через речь?