Сталкеры и ученые забрались на кузов грузовика. Машина тронулась с места. Я махнул рукой в сторону бункера, и весь отряд, открыв огонь, двинулся вперед. Блохин дал залп из подствольника, граната попала в кабину машины. Яркая вспышка осветила серое небо, в воздух взметнулся сноп огня, и грузовик, продолжая двигаться, перевернулся. - Размолотим! Смерть неверным! - Раздалось со стороны бункера, и вслед, из открытой двери разнесся грохот пулемета. Один из десантников рванулся вперед, кинув гранату, но пули сразили его. Солдат упал на колени, еще пара пуль ударила в его тело, и тут в нутрии бункера грохнул взрыв. Пулемет утих. Солдат продолжал бороться со смертью стоя на коленях и сжимая в руке автомат. Выстрел. Пуля раскрошила череп десантнику, и его тело мертвым грузом упало на землю.
Нам на встречу из убежища выбежали человек десять «монолитовцев», открыв огонь. Опыт и более лучшие вооружение были на нашей стороне. Вскоре фанатики начали отступать внутрь сооружения. Кто-то из бойцов дал залп из подствольника, внутри бункера разнесся взрыв и вспыхнул пожар. Мы, было, вновь кинулись вперед, но в наш строй влетела граната. От взрыва ни кто не пострадал, но мы сбавили темп, оправляясь от попадания. Мой взгляд упал на вышедшего в проход «монолитовца» в экзоскелете. В руке он держал что-то очень похожее на взрыватель. Прапор кинулся на него. Мощный удар прикладом «Грозы» по голове сбил сталкера с ног. Я видел, как падает, выпущенный из руки взрыватель, как Хвостенко выпустив во врага обойму, начал перезаряжать автомат. Огромный сноп огня вырвался наружу, грохот разнесся по местности, клубы дыма окутали поляну. Подскочив на ноги, я кинулся к разрушенному сооружению. Под грудой обломков лежал прапорщик Семен Хвостенко. Это был его последний поход…
Сегодня флаг и знамена на форте были приспущены. Черные ленты слегка покачивались на ветру. Слишком много солдат вчера отдали свои жизни за этот бункер, а мы даже и не знали, что это за сооружение было, и почему оно было так ценно. На плацу стояли гробы накрытые триколором. По периметру, выстроившись в каре, стояли бойцы батальона. Прощальную речь читал полковник Тормасов. Чернигова весь день не было видно, а у меня было слишком много вопросов к нему. Я не стал дожидаться конца церемонии. - Да простят меня сослуживцы.
Я вошел в форт. Бетонные стены коридоров сегодня были по-особому холодны и неприветливы. Спустившись на второй этаж, я быстрым шагом дошел до кабинета генерала. Несколько раз, стукнув по двери, я вошел в кабинет. Через узкое окошко пробивались лучи света, на столе тускло горела лампа, как всегда было сильно накурено.