— Вы, наверное, ее очень любили, Дэвид, — тихо произнесла я.
Опустив голову, он взглянул на свои блестящие коричневые ботинки. И кивнул.
— Да, любил. Я любил ее всегда. Слепо, наверное, но ведь любовь слепа, не так ли? — Он поднял на меня печальные глаза. — И в основном любил издалека. Когда их брак наладился, у меня оказались связаны руки. Хоть я многое знал, но не мог вмешиваться. Я лишь следил за ней и старался всегда быть рядом. Но в конце концов она меня перехитрила. Ускользнула от моего внимания, от моей бдительности и влияния. Если бы я знал, что она задумала — ну, сама понимаешь. Я бы ее остановил.
— Не сомневаюсь. — Я посмотрела в его добрые и печальные серые глаза. — Знаете, Дэвид, настанет время, и я захочу сказать мальчикам правду. Пока еще рано, это будет для них слишком большим потрясением, им и так пришлось несладко, но когда-нибудь, когда они подрастут, я расскажу им все с начала до конца. Бен верно сказал: самое важное — это говорить правду.
Он улыбнулся впервые за все утро.
— Мне нравится эта мысль, — мягко проговорил он.
Неожиданно я поняла, что он сейчас чувствует. Роуз мертва. А он единственный на свете, кто любил ее по-настоящему. Он оплакивал ее горше всех, только про себя. И как он, должно быть, горевал по Неду! Он посмотрел в коридор: мои дети и родители готовили пиццу в облаке муки.
— Я не буду прощаться, но отвечу да. Когда ты решишь, что пришло время, Люси, я буду очень рад.
Я встала на цыпочки и поцеловала его сухую морщинистую щеку.
— До свидания, Дэвид.
— До свидания, милая. И желаю тебе удачи.
Он зашагал по дорожке. Я задумчиво смотрела ему вслед. А потом повернулась и обнаружила, что у меня за спиной стоит Джек.
— Какой хороший человек, — пробормотала я.
— И добрый. В наши дни большая редкость. — Мы наблюдали, как Дэвид садится в машину. Я вся горела оттого, что Джек рядом. Так близко.
Он откашлялся:
— Я на кухне уже со всеми попрощался, Люси. Сейчас поговорю с Лукасом и тоже поеду.
— Правда? — я испуганно обернулась. — А куда ты едешь?
— Забрать свою машину, которая по разным сложным причинам все еще в другой части Лондона, а потом… потом не уверен.
Мы стояли на пороге, и он пристально смотрел на меня. Его голубые глаза были спокойны и прозрачны. Интересно, о чем он думает? Вспоминает ли прошлую ночь? Конечно. Мы оба об этом думаем. О том, как я навязалась, чтобы он меня поцеловал, и он повиновался с таким странным выражением лица. Я вдруг поняла, что мне очень стыдно. Именно из-за этого странного взгляда. И стыдно не за него, а за себя. Я как будто была его маленькой сестричкой, которая повела себя плохо, сняла платье на вечеринке и исполнила на столе канкан.