– Дак точило, – ответил Пантелей, скидывая рогожу. – Хорошее такое точило, с ножным приводом. Что хочешь наточить можно… по случаю раздобыл, у одного земляка на астролябию выменял!
– На что? – изумленно переспросил Борис. – А астролябия-то у тебя откуда?
– Долго рассказывать, – отмахнулся Саенко. – Так что попробую-ка я с теми анархистами познакомиться… – Он снова взвалил точило на плечо и пошел по улице, нараспев выкликая: – Точу ножи, ножницы! А вот кому чего поточить! Точу ножи, но-ожницы!
Таким нехитрым манером он дошел до анархистского клуба, огляделся по сторонам и нырнул в подворотню, которая вела во двор княжеского дворца.
Встав посреди двора, Саенко поставил перед собой точило, запрокинул голову и завел на манер оперного тенора свою арию:
– Точу-у ножи-и…
Не прошло и пяти минут, как из задней двери дворца, воровато оглядываясь, выскользнул тощий длинноволосый субъект в поношенной студенческой тужурке, подбежал к Саенко и, вытащив из потертого сапожного голенища зазубренный мясницкий нож, протянул его Пантелею Григорьевичу:
– Ну-ка, братец, того… наточи мне инструмент, а то без него в дискуссии несподручно участвовать!
– Известное дело. – Саенко солидно кивнул. – Как же на дискуссию без инструмента? Не извольте беспокоиться, как бритва будет! На всякую будет надобность пригодно, хочешь – колбаски порезать, хочешь – бороду брить, хочешь – в дискуссию вдариться… – Он придирчиво осмотрел нож и принялся за работу, проговорив: – А вы, извиняюсь, гражданина Кардаша не изволите знать? Тоже из ваших, из антихристов… то есть, извиняюсь, из анархистов…
Клиент дико взглянул на Саенко, выхватил у него недоточенный нож и скрылся за той же дверью. Однако на его месте тут же появился другой – рыхлый толстяк с длинными обвислыми усами.
– Вам инструмент поточить? – проговорил Саенко. – На дискуссию торопитесь?
– Точно! – подтвердил толстяк и протянул Пантелею хлебный нож. – Мне бы поострее…
– Сделаем! – Саенко принялся за работу и тут же повторил свой вопрос – не знает ли его клиент Игната Кардаша.
– Кардаша? – Анархист подозрительно взглянул на точильщика. – А на что тебе этот Кардаш? Ты, как представитель угнетенных народных масс, должен своим здоровым нутром чувствовать всю его гнилую буржуазную сущность!
– Это вы верно говорите, – кивнул Саенко, переворачивая нож и принимаясь за другую сторону. – Нутро у меня здоровое, сроду ничем не болел, окромя похмелья, а у него самая как раз гнилая сущность, поскольку мне этот Кардаш денег должен несметное количество. Пять с половиной мильонов! Это уж не знаю, сколько на новые червонцы получается. Я ему столько всякого… инструмента наточил, а он обещал к пятнице расплатиться – и поминай как звали!