Реза упомянул Авраама, из любви к Богу пожертвовавшего сыном. Сейчас все проще: один безболезненный укол—и жертва забудется вечным сном. По щекам Хайдара катились слезы, падали в реку, а соль отпугивала и без того недоверчивую форель.
— Вы — врач, — заключил Хайдар. — Вам и карты в руки.
Вот еще пример того, как душа воздействует на тело. В гипнотическом забытьи человек может обрести колоссальную силу. Он не чувствует боли, руки наливаются стальной мощью, ноги несут точно ветер. Все это — явления из ряда вон выходящие. Суфия Зинобия, казалось, без всякой посторонней помощи впадала в такое состояние. Так, может, и вылечить ее удастся гипнозом? Надо найти, откуда бьет ключом ее ярость, засыпать этот ключ, похоронить. Надо выяснить, что питает ее злобу, и умирить ее. Помните? Некогда Омар-Хайам был медицинским светилом, именно профессиональный интерес связал его много лет назад с Суфией Зинобией. И вот еще раз можно доказать свое мастерство. И Реза, и Омар-Хайам в ту пору как бы проверялись: один — Всевышним, другой — наукой. Мужчины подобного склада никогда не устоят перед соблазном лишний раз доказать свою силу.
— Я тщательно ее обследую, — пообещал Омар-Хайам. — Попробуем ее вылечить.
Бессмысленно искать единственную причину каждому нашему деянию. Можно ли поверить, что Омар-Хайам, доселе не ведавший стыда, вдруг преисполнился решимости и отваги из-за угрызений совести? Что его слова «попробуем ее вылечить» продиктованы стыдом из-за Шахбану? И что именно стыд подвигнул его рисковать собственной жизнью? Впрочем, неоспоримо и другое (что я и не берусь оспаривать) : Омар-Хайам явил мужество. Это не такой частый гость в нашей жизни, как, скажем, зло. Что ж, воздадим Омар-Хайаму должное.
А вот генерал Хайдар отнесся к решению зятя по-иному:
— Дурак, ты дурак! Если в ней снова проснется дьявол, твоей же глупой голове не поздоровится!
От рассуждений к делу: несколько дней Омар-Хайам наблюдал за Суфией дома. Вот она играет с неисчислимыми детишками, учит их прыгать со скакалкой, лущит им орешки. Болезнь ее явно прогрессирует. Если раньше организм сопротивлялся пробуждавшимся силам зла, то теперь — никаких последствий, иммунная система больше не страдала, глубокое обморочное забытье не повторялось. Суфия Зинобия мало-помалу свыклась со своей двойственностью, с ужасом думал Омар. В любой момент приступ может повториться, а в доме полным-полно детей. Да, он научился замечать близящуюся опасность: вот загораются огоньки у нее в глазах, нет-нет да и мелькнут желтые искорки. Он очень внимательно присматривался к Суфие Зинобии и видел то, что другие не замечали: в жене его все больше и больше проступал Зверь; в ней боролись два существа, одинаковые по форме и безнадежно противоположные по содержанию. По искоркам в ее глазах он понял, что научно ее поведение не объяснить. Он отрицал одержимость человека дьяволом, ибо таким образом люди снимают с себя ответственность за свои же поступки; он не особенно верил в Бога. Но забыть глаза Суфии Зинобии он тоже не мог: они горели огнем, который не увидишь в глазах людей, то разгоралось пожарище, затеянное Зверем. А подле Суфии Зинобии резвились ее маленькие племянницы и племянники. «Сейчас или никогда!» — решил он и обратился к ней, как встарь обращались мужья к женам: