А вдруг она его любит?! Вдруг любит его – такого вот отвратительного – и терпит поэтому? Может быть такое в принципе?
– Нет, – ответил сам себе Сетин, медленно спускаясь по офисным ступенькам к машине. – Такого быть не может.
Она не могла его любить. Вернее, не могла любить в нем человека. Почему? Да потому, что он еще ни разу не повел себя по-человечески с ней. Тираном был – да. Еще наставником, постоянно читающим ей нравоучения. Хозяином, повелевающим и строгим. Но ни разу не был с ней просто человеком. Разве могла она полюбить его такого? Нет. И рассмотреть в нем не могла ничего за всем тем, чем он от нее прикрывался – строгостью, занудством, недоверием.
– Она не любит тебя, Сетин, – сказал сам себе Сетин, поворачивая под нужным углом зеркало заднего вида, чтобы видеть себя. – И не надейся!
– Уходи от него, Лера! Разве так можно жить?!
Подруга, с которой Валерия дружила с третьего класса, смотрела на нее со скорбным осуждением. Она не жалела ее – нет. Почему она должна была ее жалеть? Что такое с ней случилось? Безнадежно заболела, слегла, по миру пошла с котомкой, ни кола ни двора разве нет? На работу не берут? Или проказа поразила лучшую подругу в ее младые двадцать семь лет?
НЕТ! Ничего такого с ней не случилось, за что следовало бы пожалеть и пригреть на груди несчастную. Все у нее и при ней было. И здоровьем отменным бог наградил, и деньги какие-никакие, но всегда водились. И квартирка имеется однокомнатная. Своя собственная квартирка, между прочим. Ни в каких залогах у банка не находится или у иных прочих кредиторов. Без работы сейчас? Так потому, что не хочет работать. Захотела бы, сразу взяли. С руками бы оторвали. У нее вот лично до сих пор о Лерке справляются, потому что такое бесподобное знание трех языков иностранных не каждому дано. Что еще? Ах, о красоте позабыли! Да, не модель. Но и не уродина. Далеко не уродина. Очень мила, подвижна, ладно скроена. Кожа такая, что хоть в рекламный ролик запускай про крем с этим, как его, коллагеном, во. Глазищи необыкновенные. Чего еще надо для счастья?
– Любви тебе надо, милая?! – зашипела подруга. – Ах, любви!
– Да, любви, и что такого?! – огрызнулась Валерия.
Она приехала к Катьке только потому, что та позвонила ей именно отсюда. Старый бабкин дом хоть и трещал по ночам, и кряхтел надсадно в ураганы, и протекала иногда крыша в проливные дожди, но простоять мог еще лет сто точно. И летом в нем было прохладно, а зимой тепло. И камин Катькин муж рукодельный смастерил им в кухне такой красотищи, что возле него сидел бы и сидел, и не уходил никуда. Они даже в нем на углях шашлыки ухитрялись жарить зимними метельными субботними вечерами.