И уже следующей фразой Эйнштейн ставит себя надо всем человечеством, видимо, вспоминая ранее им сказанное («Я - еврейский святой»): «Человек так не реагирует на то, что он видит с малых лет…» (выделено мной. - В.Б.).
Теперь вспомним, как Эйнштейн устраивался на работу после окончания политехникума, когда его не оставили там даже в должности ассистента. Теперь он обратился к профессору Гурвицу с предложением своих услуг, профессор же сказал, что ни одна из кандидатур его не устраивает, и разделил эту должность на две, отказав Эйнштейну. Но прошло всего несколько лет, и в соответствии с принципом, озвученным в «Кавказской пленнице»: «Кто нам мешает, тот нам и поможет», Гурвиц стал другом Эйнштейна, а другой профессор политехникума - Минковский, лекции по математике которого Эйнштейн не слушал, становится разработчиком геометрического представления теории относительности. Правда, после этого он прожил недолго.
Эйнштейн мог бы с полным основанием сказать про себя; «Ведом неведомой рукой, я в дальний путь пустился…», но эта рука имела название - сионизм.
Интересна и история поступления Эйнштейна в патентное бюро, когда директор этого бюро, выполняя просьбу отца его друга Гроссмана, объявил конкурс на должность, предъявив к претенденту такие требования, которым удовлетворяла только кандидатура Эйнштейна.
Вспомним, что «единственным утешительным итогом этого 1905 года были его научные достижения»[8]. Эйнштейн занялся капиллярностью, его первая статья была направлена в журнал, впоследствии он откажется от нее, как и от второй своей статьи, считая их чисто ученическими и не имеющими научной ценности. В письмах этого периода к Милеве Марич Эйнштейн говорит о «нашей статье» и «нашей теории молекулярных сил», но речь здесь идет именно о том годе, когда были написаны две ученические работы.
В 1905 году была опубликована работа «К электродинамике движущихся тел», в этом же году Эйнштейн представил статью о пропорциональности между энергией и массой тела.
Эйнштейну по-прежнему нравится его положение: восемь часов в патентном бюро и затем еще восемь часов «безделья», то есть независимых занятий наукой. Но в семейной жизни в этот период покой его жены Милевы нарушало то обстоятельство, что научные интересы Эйнштейна становились все более далекими от нее:
«Постепенно ровный характер и рассеянная доброта Эйнштейна начали раздражать Милеву. Росло отчуждение. Впрочем, оно приняло явные и резкие формы позже, когда Эйнштейн уже давно покинул Берн»[Ъ].
Складывается какое-то странное впечатление об этой славянской выпускнице политехникума: Милева не могла понять научные достижения мужа и тем более оценить его «ровный характер и рассеянную доброту». Все это только раздражало ее! И особенно стало ее раздражать, «когда Эйнштейн уже давно покинул Берн». Из Цюриха, где он теперь жил, Эйнштейн осенью 1913 года ездил в Вену. Его семейная жизнь дала трещину: Милева осталась в Цюрихе, и, уезжая в Берлин, Эйнштейн оставил семью окончательно.