Дорогие (зачеркнуто) коллеги! Я хочу поблагодарить вас за то, что вы меня познакомили с таким замечательным выдающимся человеком как Герострат. С его помощью я приобрел возможность по-новому взглянуть на окружающий меня мир. Выводы, к которым я пришел, вас скорее всего (зачеркнуто) вряд ли порадуют. Потому что мне теперь стало ясно, кто виноват в смерти моего отца (зачеркнуто) папы. Вы, распослед (пропуск) дерьмо, вы его убили! Вы вместе с вашим гнилым Аэрофлотом!
Мне блевать хочется, когда я думаю, сколько лет я провел у вас на службе (зачеркнуто) в услужении. А вы все знали, посмеивались (зачеркнуто) гнусно хихикали у меня за спиной; да, конечно, сочувствовали для видимости, соболезнования приносим (зачеркнуто), а сами смеялись и тыкали пальцем - говнюки, пидорасы! И ты, Мартынов, главная вонючка, знал ведь все, и тоже смеялся, и соболезновал (зачеркнуто), и тыкал. Ты его и убил, завидовал ему и убил. Подговорили диспетчера в аэропорту и убили. Падаль, падаль, падаль! Ненави (пропуск) всех!!!!!
Жаль не сумею (зачеркнуто с таким нажимом, что порвалась бумага) у меня нет возможности добраться до тебя, Мартынов. А ты заслуживаешь собачьей смерти. До тебя мне не добраться. Но до Аэрофлота я доберусь, доберусь до этих ублюдков, вонючек. Они заплатят мне за все. Никто не уйдет от возмездия, НИКТО!".
Я прочитал письмо. Я оттолкнул его от себя дрожащей рукой: страх, новый приступ откровенного животного страха перед Геростратом.
Теперь я понимал, почему аэропорт. Почему ИМЕННО аэропорт. И видел, как Герострат сумел зацепить Смирнова, как сумел вывести его на финишную прямую, на позицию для стрельбы. И для Смирнова все кончилось тогда, в октябре; он отыграл свое, так и не успев ни в чем разобраться.
А для меня все только начиналось. И страх мой от того, что кажется, будто ЭТО никогда для меня не закончится...
Глава седьмая
Я оказался тогда в Пулковском аэропорту: встречал Елену из московской командировки. И в зале ожидания наткнулся на Смирнова. Я узнал его не сразу: Мишка Мартынов знакомил нас, но вокруг моего "старого и верного друга" всегда вертелась масса не менее интересных людей, и всех хорошо запомнить я и не пытался. Но в конце концов я его все-таки признал, решил подойти, завести беседу, чтобы хоть как-то скоротать время томительного ожидания.
Его вполне обыкновенные реплики, но произнесенные со странной интонацией в сопровождении странного, словно подернутого дымкой, взгляда, заставили меня насторожиться. И настороженность эта меня не подвела в тот момент, когда Эдик принялся ("Они заплатят мне за все!") Расстреливать окружающих из пистолета-пулемета. Я успел уйти с линии огня и даже допрыгнул до Смирнова с намерением прекратить бойню, после чего Эдик умер, можно сказать, у меня на руках...