– Потому что в пересказе это в самом деле звучит чересчур романтично. Мне было двадцать лет, я была влюблена и шла на свидание. И тут эти птичьи песни в небе… То есть я шла на работу, но все равно на свидание.
– Вы были влюблены в коллегу? – уточнил Дежнев.
– Алексей Андреевич, какое это имеет значение? – улыбнулась Рената.
– Вы правы. Никакого.
Они уже подошли к четвертой даче, на которой жили Рената и Тина. Совсем небольшая была эта сосновая «Москва».
– Спасибо, что проводили, – сказала Рената, отпуская руку Дежнева. – Все-таки я, оказывается, трусиха, – с некоторым удивлением добавила она. – А я и не знала. Или от беременности трусихой стала?
– Вы долго еще будете здесь жить?
– Неделю, не больше. Тине пора в больницу.
– Но вам ведь, вы говорили, не пора.
– Да мне как-то неудобно одной здесь оставаться…
– Почему? Из-за вашего состояния боитесь?
– Нет, состояние у меня вполне сносное. Но ведь это чужая дача.
– Вы эти ваши петербургские церемонии бросьте, – усмехнулся Дежнев.
– У вас здесь церемоний тоже хватает, – возразила Рената.
– Согласен. Но у нас они хоть и пожестче, зато внятные. Почему вы думаете, что Виталька будет возражать, чтобы вы жили на его даче? Он про нее и думать забыл, даже не знаю, с чего вдруг именно сейчас вспомнил?
– Но ведь и вы тоже именно сейчас вспомнили. Агния Львовна говорила, что вы сюда много лет не ездили.
– Я не вспомнил. Я Ире лекарство привез. Ей постоянно надо принимать лекарство, но она об этом забывает.
Рената, конечно, не стала спрашивать, что за лекарство постоянно требуется его сестре, хотя ее насторожил какой-то странный оттенок, прозвучавший в его голосе.
– У вас очень хорошо, – сказала она. И добавила, улыбнувшись: – Очень спокойная эта ваша «Москва». Вы правы, Алексей, глупые церемонии здесь совсем ни к чему. Я поговорю с Виталием Витальевичем.
– Не может быть, не может!.. Рената!.. Я… Этого не может быть!
Виталик упал в кресло, стоящее в маленьком палатном холле, и закрыл лицо руками. Пальцы его дрожали, плечи тоже, а лысина, которая просвечивала сквозь редкие волосы на макушке, была свекольного цвета. Рената даже испугалась, не случился бы у него удар.
– Виталий, ну почему же не может? – Она наклонилась к его багровой лысине. – Вы же так этого ждали. Вот оно и произошло. Тина родила. У вас дочка, Виталик!
– Я все равно н-не в-верил… – заикаясь, проговорил он. – Даже когда на ее живот смотрел… Это правда, что она родила, а?
Тон, которым он это произнес, отдавал безумием. Впрочем, это было какое-то детское и потому не страшное безумие.