– Правда, Виталик, – улыбнулась Рената. – Тина родила дочку.
– Но она же здорова? – Теперь в его голосе послышался испуг, и тоже совсем детский. – Правда же, что она здорова? То есть они обе. Вы меня не обманываете?
– Они обе совершенно здоровы. Девочка чудесная, крепенькая, щечки как у хомячка, и при этом совершенная красавица.
– Она ведь считает, что я жертву какую-то принес…
Это Виталик произнес словно бы не для Ренаты, а продолжая какой-то свой разговор непонятно с кем.
– Кто считает, девочка? – удивилась Рената.
– Да нет же – Тина. Она всегда думала, что мне не надо было на ней жениться. Говорила, что она, мол, проблемная во всех отношениях – и насчет характера, и возраст, и образования нет, и забеременеть никак не могла… И что она, мол, отлично это все понимает. А я мог бы любую красотку молоденькую, свою, московскую, выбрать и проблем никаких не иметь. Но это же не так! – с неожиданной для него страстью воскликнул Виталик. – Образование, возраст… Разве в этом дело? Я ее как только увидел – там, в Белгороде, когда в универмаг тот зашел, где она работала, – то сразу понял… – Виталик замялся, видимо, не находя слов, чтобы объяснить, что именно он понял, увидев Тину. – Она была такая женщина… Женщина «иди ко мне», понимаете? – Он наконец нашел нужные слова и страшно обрадовался их точности. – Этому невозможно было сопротивляться, да я и не хотел. Я пошел, и все. А они правда здоровы, вы уверены?
Его тон снова переменился на этой последней фразе – из экзальтации опять сорвался в опаску.
– Уверена, – кивнула Рената. – И все врачи уверены. Об этом вы можете не беспокоиться, Виталий. И вообще, вам надо отдохнуть. Тина спит, девочка ваша спит, и вы прилягте.
Все время, что длились Тинины схватки, десять часов подряд, Виталик не отходил от нее ни на минуту. И все то время, когда она уже рожала, он сидел в коридоре. Точнее, не сидел, а ходил как заведенный, то и дело останавливаясь и хватаясь руками за голову.
Из родзала Рената выпроводила его специально. Эта повальная мода – чтобы муж присутствовал при родах, – вообще выглядела в ее глазах сомнительной. Может быть, конечно, она чего-то не понимала, потому что у нее никогда не было мужа, но на свой счет Рената была уверена: она не хотела бы, чтобы при ее родах присутствовал кто бы то ни был, кроме врача. А уж в том, что это зрелище наверняка производит шоковое впечатление на любого медицински не подготовленного человека, на мужчину особенно, она и вовсе не сомневалась. И кому в таком случае нужно это присутствие при сугубо физиологическом процессе, если с точки зрения простейшего здравого смысла оно не нужно ни роженице, ни ее мужу?