– Пока я выезжаю на шоссе, – сказал он, – вы должны сообразить, куда мы поедем. В Москву точно не успеем?
– Точно, – помотала головой Рената. – Придется в райцентр.
– Райцентр здесь – город Александров. Но ближе отсюда Переславль-Залесский.
– Красивые какие названия… – всхлипнула Рената. – Старинные… Ох, простите, Алексей! Я совсем соображать перестала. Везите куда ближе. Лишь бы в больницу!
Последнюю фразу, которая пришлась на очередную схватку, она уже не произнесла, а почти прокричала, из последних сил стараясь сдерживаться. Сначала ей было неловко перед Дежневым, но теперь, видимо, дело и правда дошло до жизни и смерти, и неловкость исчезла.
– Значит, едем в Переславль-Залесский, – сказал Алексей. Спокойствие, с которым звучал его голос, было теперь уже не холодноватым, а просто ледяным. – Можете наблюдать за дорогой. Здесь в самом деле красивые места. Будем проезжать Плещеево озеро.
– Плещеево озеро… – щурясь от боли, повторила Рената. – Как в сказке.
– Да, есть такая сказка. Про град Китеж, кажется. Правда, сколько я ни бывал в различных точках нашей родины, почти везде находилось какое-нибудь озерцо, которое местные жители с уверенностью считали прообразом града Китежа.
– Аборигены? – сквозь слезы улыбнулась Рената.
– Именно.
Лежа на заднем сиденье, она видела только его руки на руле да коротко остриженный, чуть серебрящийся сединой затылок.
«Москва» находилась километрах в пяти от шоссе – со стороны соснового холма вела туда лесная дорога, незаасфальтированная, но плотная и ровная. Сейчас, утром буднего дня, она была пустынна.
– Открыть окно? – спросил Дежнев. – Подышите воздухом. Может, легче вам будет.
– Мне ничего… – щурясь от боли, пробормотала Рената. И тут же, чтобы не закричать, воскликнула: – Да-да, откройте, пожалуйста!
Стекло опустилось, в лицо хлынул лесной воздух, и ей в самом деле стало легче.
– Это, конечно, непростительная глупость с моей стороны, – сказала она, – что я до таких пор у вас досидела. Но мне так хорошо было! У вас здесь вся жизнь состоит из таких чудесных подробностей… Знаете, ведь у меня никогда ничего такого не было. У меня было – работа, дом, работа. Нет, я не жалуюсь, я жила так, как считала нужным, и никто меня не заставлял жить так, а не иначе. Но вот это все… Самовар этот на веранде… Коржики с маком…
Рената говорила лихорадочно, слишком быстро, речь ее путалась. Но ей почему-то казалось очень важным сказать ему все это.
– Это вы еще летом здесь не жили, – не оборачиваясь, сказал Дежнев. – На Ивана Купалу мы всегда костры жгли и в озере купались. В поход по реке ходили, к часовне. В лесу часовня есть над родником – как у Нестерова на картине, честное слово.