– Давай перережем пуповину, – сказал он. – Только объясни, как.
После разнообразной боли – Ренате казалось, что за недолгое время родов она перечувствовала все возможные ее виды, – ей было теперь легко, как воздушному шарику.
– Сейчас, сейчас, – сказала она. – Еще рано перерезать. Пусть полежит немножко.
И тут ребенок наконец подал голос. И какой!
– Ого! – засмеялся Алексей. – Шаляпин прямо. Я думал, они в этом возрасте только скрипят и пищат. Это он теперь все время так будет орать?
Рената открывала рот, чтобы ответить, но слезы душили ее попеременно со смехом, поэтому изо рта вырывалось только невнятное сипенье.
Неизвестно, скоро ли ей удалось бы произнести что-нибудь осмысленное, но тут на дороге показалась машина «Скорой» – высокий неуклюжий «батон». Она загудела, затормозила, из нее выскочила полная высокая женщина с медицинским чемоданчиком.
– Господи боже ты мой! – крикнула она. – Да что ж это вы делаете?!
Она бросилась к машине, оттеснила Алексея, наклонилась над Ренатой…
– Родила? – радостно воскликнула она. – Вот молодец какая мамочка! И папаша тоже молодец! А уж какой мальчишечка хороший!
Рената закрыла глаза. Слезы текли по ее щекам потоком, нервы то отпускало, то натягивало, как вожжи. Все физические ощущения исчезли – она не чувствовала, как врач перерезает пуповину, не смотрела, что та делает потом, правильно ли делает… Врачиха была шумная и все время что-то говорила, но Ренате казалось, что вокруг стоит полная тишина.
– Как тихо… – Своего голоса она тоже не услышала. – Алеша!..
– Да, – сказал он. – Я здесь, здесь.
Вот его голос был слышен отчетливо. Как только Рената услышала его голос, ей захотелось смеяться и говорить глупости.
– Как хорошо! – сказала она.
Язык, впрочем, шевелился с трудом.
– Неплохо.
Он улыбнулся. Глаза у него были серые и необычно поставлены на лице – домиком. От этого их выражение казалось удивленным, но в то же время внимательным. А брови у него были совсем другой формы – прямые, резким разлетом.
Рената даже своего ребенка не видела так отчетливо, как глаза этого постороннего человека.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Очень противно было? Хорошо, что ты мне хотя бы не муж.
– Почему это так уж хорошо?
– Потому что на жену после такого смотреть не захочешь. Я, знаешь, никогда не понимала, зачем мужья рвутся при родах присутствовать. Спасибо тебе…
– Ничего. – Он снова сжал ее руку, но теперь уже не сильно, а совсем легко. – Ничего, ничего. Мальчишка и правда хороший. Я думал, они страшненькие в этом возрасте, а он, смотрю, красивый.
Он так смешно говорил «в этом возрасте»! Такая неожиданная наивность была в этих словах, и совсем не совпадали они с его тоном.