Это была правда: что у нее просрочен загранпаспорт, Рената узнала, когда собиралась подавать документы на американскую визу. Теперь ей в самом деле пришлось ждать нового паспорта. Но, отвечая дочери, она расслышала в своем голосе виноватые интонации. Да и как их могло не быть? Внуков еще не видала, а вместо того чтобы к ним ехать…
Виноватые интонации были. Но вины никакой Рената не чувствовала. Она чувствовала одно только счастье.
– Все, я побежала! – воскликнула за океаном Ирка. – Дашка проснулась. Орет как резаная, сейчас Сашку разбудит.
Прощаться она тоже не имела обыкновения. И это тоже казалось теперь Ренате отрадным, потому что не напоминало о расставании.
Почему вот уже третий месяц живет в Москве, она дочери не объяснила. Да и что она могла объяснить? Что влюбилась, бросила работу, дом, всю свою привычную жизнь и поехала в Москву вслед за мальчиком, почти Иркиным ровесником? И что если бы он поехал не в Москву, а в Антарктиду, то она, ни минуты не раздумывая, отправилась бы за ним и туда? Рената с трудом представляла, как смогла бы произнести это вслух.
Да и зачем было вслух это произносить? Дочери она сказала, что находится в Москве на курсах повышения квалификации. На работе тоже никому ничего объяснять не пришлось: сначала Рената взяла отпуск за этот год и неиспользованный за прошлый, а потом началась ежегодная дезинфекция и роддом закрылся до конца лета.
Что будет потом, когда лето кончится, Рената не загадывала. В конце концов, она много лет подряд расписывала свою жизнь надолго вперед, а теперь настало иное время ее жизни, и ей не хотелось думать, сколько оно может продлиться.
Рената оставила телефон на столе и вернулась из кухни в комнату.
Винсент улыбнулся ей сразу, как только она появилась на пороге. Солнечный луч все-таки добрался до его лица, высушил капли пота на лбу и светился теперь в его глазах и вот в этой улыбке.
– Звонок тебя разбудил, да?
Рената улыбнулась тоже.
– Нет. – Он покачал головой. Абрис его лица переменился от этого движения – стал другой и все равно прекрасный. – Меня разбудил сон.
– Это как? – удивилась Рената.
– Я увидел сон и проснулся от него.
– И какой же сон?
Она прошлепала босыми ногами к кровати, села на край, коснулась ладонью его щеки. Он прижал ее руку щекою и, чуть повернув голову, поцеловал в ладонь.
– Я не могу это рассказать.
– Почему? – улыбнулась Рената. – Это тайна?
– Да, – серьезно кивнул он. – Но не потому, что я хочу скрыть мой сон от тебя, а потому что он не может тебе понравиться.
Это были неопределенные и какие-то странные слова. Но расспросить поточнее, что они означают, Рената не успела. Винсент обнял ее и притянул к себе. Он сделал это с той порывистостью, которая отличала каждое его движение, во всяком случае, каждое движение, связанное с нею.