В их отношениях не было ни капли пошлости, когда он был жив, и не могло быть никакой пошлой мистики после его смерти. Все оказалось очень просто, телесно: он оставил в ней своего ребенка. Но простота этого факта была не житейская, а какая-то другая – наполненная пронзительной душевной жизнью.
И что тут было говорить, о чем рассуждать? С этим надо было жить, и надо было благополучно родить этого так неожиданно обещанного ей ребенка.
Но вот обо всех обстоятельствах, которыми это событие должно было сопровождаться, следовало именно рассудить, притом здраво. Поскольку невский воздух остужал ее голову, а именно это и было ей сейчас необходимо, Рената спустилась по гранитной лестнице набережной к самой воде. Она хотела присесть на гранитную же скамейку, но опомнилась. Вот это как раз было совершенно ни к чему – не хватало только застудиться в ее положении.
В ее положении!.. Рената улыбнулась. К своему новому положению следовало еще привыкнуть.
Она стояла над самой водою – стальные волны колыхались у ее ног. И от этого ее мысли действительно проникались здравой свежестью, словно ветром.
«Положим, все обойдется благополучно, и я рожу, – думала Рената; суеверное отношение к каким бы то ни было утверждениям о родах никогда не было ей свойственно, возможно, в силу профессии. – Когда это будет? Сейчас девять недель, значит, октябрь, ноябрь… В апреле. До апреля Ирка квартиру точно не купит. То есть что я говорю – до апреля? Можно подумать, она ее в мае купит или в августе. Никаких предпосылок к этому не видно. Значит, трое взрослых и три младенца в двух смежных комнатах… Увлекательная у нас начнется жизнь!»
Их совместная жизнь и сейчас была чересчур, на ее взгляд, отмечена бытовым убожеством советского толка, а во что она превратится в дальнейшем, Рената представляла себе даже слишком отчетливо.
Наверное, узнав о маминой беременности, Ирка выразит один только восторг, может, даже расхохочется от такой новости и завизжит, и восторг ее будет искренним, она ведь добрая, любящая девочка. Зять, наверное, кисло скривится, пожмет плечами и усядется мастерить очередной телескоп или модель парусника Петровской эпохи.
Но, по сути, никакого значения все это не имеет.
По сути, имеет значение лишь то, что привезти своего новорожденного ребенка в Озерки – это значит не уважать и не любить ни дочь, ни себя, ни даже зятя, хотя любви и уважения к нему Рената и сейчас уже не испытывала.
Она присела на корточки, коснулась ладонью воды. Мысли потекли еще более плавно. Теперь они были уже не как ветер над Невою, а как сама река Нева.