как раз и делает его более… более… ну, таким, как ты сказала. Хотя Михаил почему-то всегда был таким. Он готовился к своей обязанности всю свою жизнь.
— Хочешь сказать, он глава вашей семьи?
— Нет, глава семьи по-прежнему отец, просто Миша принял в свои руки то, что ты, скорее всего, назвала бы семейным бизнесом.
Хелена выжидающе уставилась на него. Мужчина ходил вокруг да около, а ей очень хотелось знать, когда же он, наконец, откроет перед ней правду.
— Михаил присматривает за нашими людьми и защищает территорию. — Он глубоко и шумно вздохнул. — Места нашей кормежки. От других вампиров.
Ну вот, теперь девушка поняла, что, как и хотела, во всём этом разобралась. Да только результат ей совсем не понравился.
— Как фермеры защищают свой скот?
Казалось, он не услышал отвращение, сквозившее в её тоне. Вместо этого он просто ответил на вопрос.
— Что-то вроде того. Никто не кормится на нашей территории без нашего согласия. Подобные кормления вне закона. Вот почему мы до сих пор остаёмся незамеченными. Михаил обеспечивает выполнение этих правил.
— А если кто-то их нарушает?
Алекс взглянул на неё.
— Ты действительно хочешь узнать всё это прямо сейчас?
— Нет. — Чем меньше она знает, тем лучше. Меньше пищи для ночных кошмаров. — Мне действительно хотелось бы, чтобы ты рассказал мне всё с самого начала. Кем ты был. Только до того как мы переспали.
Он кивнул.
— Ты не должна была вот так вот всё это узнать. Но я не знаю, как это исправить.
Его глаза по-прежнему оставались глазами Алекса. И это было хуже всего.
— Просто на самом-то деле я знаю тебя всего один день. Я ничего не понимаю. Моя жизнь уже не такая, как раньше, и я действительно хотела бы вернуть прежнюю. — Пока она говорила, её голос дрожал, но она сдержалась и не заплакала.
Какое-то время Алекс просто молчал, а потом снова заговорил:
— Сегодня мне уже лучше. Так что пора вернуть тебе твой подвал. Михаил не может кормить меня вечно. Поэтому я вернусь домой, где мне легче будет… эээ… найти себе еду. Я не могу… это труднее в незнакомом городе.
Пока он говорил, Хелена чувствовала себя так же неловко, как и он. Её очень интересовало, какие именно кровавые подробности он упустил, говоря о кормлении.
— Уезжаешь?
Он лишь выдал тихий присвист. Слабое подобие фырканья.
— Хочешь, чтобы остался?
Вообще-то нет. Нет. Но она не могла сказать это вслух, потому что несмотря ни на что сочувствовала ему, поэтому просто промолчала.
Алекс скривил в мрачной ухмылке то, что осталось от его лица, обнажив ровные зубы.
— Тебе надо время, чтобы переварить это. А мне надо время, чтобы исцелиться.