И чем это так были заняты Рон с Гермионой? Он ведь не занят. Не убеждал ли он себя держать себя в руках? Или они уже забыли о том, через что он прошел? Разве не он видел мертвого Седрика и не он чуть ли не был убит на том кладбище Вольдемортом?
Не думай об этом, в сотый раз за лето говорил себе Гарри. Хуже всего было то, что кладбище снилось ему в ночных кошмарах до тех пор, пока он не просыпался от ужаса.
Он повернул за угол в переулок Магнолий и почти дошел до места, где впервые встретился со своим крестным. В конце концов, Сириус понимал, что чувствовал Гарри. В его письмах, как и у Рона с Гермионой, не было ничего о Вольдеморте, но вместо туманных намеков там были слова заботы и предупреждения об осторожности.
… Я знаю это может тебя расстроить…Не стоит совать нос куда попало и все будет хорошо…Береги себя и не рискуй…
«Ну ладно», думал Гарри, пройдя переулок Магнолий и повернув на Шоссе Магнолий, направляясь прямо в парк отдыха, по указаниям Сириуса. Если будет совсем плохо, думал он, привяжу чемодан к метле и полечу в «Нору». Гарри казалось, что его мысли вполне нормальны, хоть он и вынужден быть на Тисовой улице так долго, маскируясь под цветочки в клумбе и выслушивая новости в надежде узнать что-нибудь о Вольдеморте. И вообще, не глупо ли слушать совета «не рискуй» от человека, угодившего на двенадцать лет в Азкабан, сбежавшего оттуда, преследуемого за убийство и удравшего верхом на гиппогрифе?
Гарри прошел мимо закрытых ворот парка и сел рядом на высохшую траву. Парк, как и улицы кругом, был пуст. Он дошел до качелей и сел в одни, которые почему-то Дадли со своей бандой не успели сломать; положил одну руку на цепь и задумчиво уставился в землю. Теперь его укрытие среди клумб больше не действует. Завтра придется слушать новости каким-то иным способом. Впереди ему предстояла ужасная ночь с кошмарами, в которых умирал Седрик, а если не снился он, то Гарри снились темные длинные коридоры, заканчивавшиеся тупиком или закрытой дверью, и он не понимал, что это значило, когда просыпался. Шрам на лбу не давал ему покоя, но Гарри не думал, что это будет интересно знать Рону, Гермионе или Сириусу. Раньше, когда шрам начинал болеть, это значило, что Вольдеморт становится сильнее, но теперь, когда Он вернулся, нечего беспокоиться о шраме… Старые дела…
Все было так несправедливо, что ему хотелось закричать от ярости. Если бы не он, никто бы и не узнал о возвращении Вольдеморта! А в награду ему достались четыре ужасных недели в Малом Виннинге, он был полностью отрезан от волшебного мира и вынужден прятаться среди сушеных бегоний ради чепухи про какие-то водные лыжи! Как мог Дамблдор так легко о нем забыть? Почему Рон и Гермиона уже встретились и не пригласили его с собой? Надолго ли хватит у него терпения, чтобы не лезть не в свое дело и быть послушным мальчиком, как сказал Сириус? Или взять и написать в «Ежедневный Пророк» заметку о возвращении Вольдеморта? Эти ужасные мысли носились в голове Гарри, и все внутри него сжималось от злости. Вокруг уже стоял темный бархатный вечер; пахло нагретой сухой травой, и единственным звуком был шум транспорта, идущий от дороги и парковочных стоянок.