Товарищи по группе заметили, что после возвращения Йоген изменился. Раньше он большую часть времени проводил со Свеном, но и других ребят не чурался: принимал участие в их занятиях, гонял со всеми мяч, был страстным участником споров и потасовок, выступая порой в роли миротворца, обо всем высказывал свое мнение. И к нему прислушивались. Ребята признавали, что он умнее многих, и относились к нему с симпатией.
Теперь он держался особняком. И не говорил ни с кем. Не то чтобы он стал нелюдим, или искал повода для ссоры, или грубо отшивал всякого, кто обращался к нему.
Но он от всего отстранился. Как правило, он старался уединиться, валялся на кровати, перестал читать, что обычно делал охотно, неотрывно глядел на обивку матраса над головой час, другой… и молчал.
Во дворе тоже больше не играл. Теперь его постоянным местом стал мусорный контейнер. Подчас казалось, что, восседая на нем, он изредка посматривал в сторону ребят, но и это нельзя было утверждать с точностью.
В школе он раньше просто блистал, шутя доказывая свое превосходство над другими. Ныне же он и на уроках отмалчивался, руку не тянул, не знал, что отвечать, когда его вызывали.
— Скоро оклемается, — сказал Клаус. — Когда я сбегаю, а потом снова возвращаюсь, меня каждый раз всего выворачивает, как с похмелья. Это пройдет.
Парикмахер постриг Йогена очень коротко. Несколько торчащих волосков не давали и отдаленного представления о том, какие роскошные черные кудри красовались у него на голове прежде. Подтрунивания и насмешки на сей счет Йоген пропускал мимо ушей.
— Йоген, старина, — сказал однажды Клаус, — ты так просто свихнешься. Подумаешь, какая трагедия, что ты опять тут оказался! Как-никак пару деньков проветрился.
— Хм, — буркнул Йоген. Слез с мусорного бака и отправился в дом на кровать.
— Дошел здесь до ручки, — сказал Юрген. — Пройдет.
Потом неожиданно Йоген решил написать письмо матери, что обычно делал только после понукания воспитателя. Письмо вышло очень коротким. Полный текст письма был таким: «Дорогая мамочка, возьми меня отсюда! Я буду стараться! Твой Йоген».
На третий день пришла открытка от мамы. Она писала, что через три недели собирается приехать к нему и тогда можно будет еще раз обо всем поговорить, но Йоген должен уяснить себе, что самое лучшее — придерживаться плана отчима. Они думают о его будущем день и ночь, и не стоит все усложнять, когда и так все сложно. В четырнадцать лет от человека можно ожидать достаточного благоразумия и понимания того, что все не может делаться лишь по его воле. «С любовью, твоя мама».