Один из его собеседников занимал третий по значимости пост в организации. Его звание звучало громоздко и выспренне: Белый Бумажный Веер. В уставе «Анг Сун Тонг» под названием «Каноны» говорилось, что Белый Бумажный Веер призван «блюсти единство великого братства и заботиться о том, чтобы прочную твердь, на которой покоится священный союз Неба, Земли и Человека, не подтачивали черви непочтительности и непокорности».
Проще говоря, Белый Бумажный Веер был идеологом «Анг Сун Тонг». Его роль, как порой говорил Желтый Дракон в узком кругу вождей, сводилась к тому, чтобы научить рядовых членов «триады» — «монахов» — больше молчать и меньше думать.
«Когда человек думает, — часто любил повторять Желтый Дракон, — это превращается у него в дурную привычку, от которой его потом трудно отучить. А молчать легче. Тем более, когда сознаешь, что молчание — это не столько золото, сколько жизнь».
Теми, кто не усваивал несложные положения «Канонов», занимался другой сидевший в комнате человек. Он имел сан Красного Жезла. Полсотни убийц, которых он держал в подчинении, по приказу своего босса немедленно и безжалостно расправлялись со всеми, кто проявлял малейшее недовольство, кто не умел держать язык за зубами или стремился занять место старшего по рангу.
Сам Красный Жезл, впрочем, давно метил на пост Белого Бумажного Веера. Этот пост давал больше полномочий и соответственно больше прибыли. Белый Бумажный Веер имел более обширные и выгодные районы для рэкета. Красный Жезл ненавидел «старшего брата» и ждал случая, чтобы убрать его с дороги.
С Белым Бумажным Веером, Красным Жезлом и другими главарями «триады» Желтый Дракон виделся редко. Обычно они встречались лишь во время ритуалов, проводившихся раз в два месяца. Другие встречи были исключением. Связь поддерживалась через человека, стоявшего на низшей ступени иерархической лестницы вождей, — Соломенную Сандалию.
Но сегодня и Белый Бумажный Веер и Красный Жезл уже во второй раз за последние три недели находились в «зеленой гостиной» Желтого Дракона.
— Право, экселенц, — оправдывающимся тоном проговорил Красный Жезл, — я ума не приложу, как мы могли просмотреть начало работ на Блаканг-Мати.
— Это беспредметный разговор, — поморщившись, произнес Желтый Дракон. — К тому же вашей вины здесь нет. Красный Жезл.
Он возвратился в кресло и стал пристально рассматривать свой золотой перстень с таким же, как и на лаковой картине, узором в виде свернувшихся драконов.
Речь Желтого Дракона была лаконичной. Он говорил всегда тихо, медленно, словно произносить слова ему стоило больших усилий. Он имел обыкновение разговаривать с собеседниками таким тоном, что те вдруг начинали чувствовать себя в чем-то виноватыми.