Равви Лейб бен–Сара приезжал к равви Пинхасу несколько раз в год. Между ними не было согласия о мирских делах, ибо равви Лейб совершал свое служение тайно и по всему миру, а равви Пинхас считал, что никто не в состоянии совершить свое служение хорошо, если не будет находиться в каком–то одном определенном месте, предназначенном только для него. На прощание равви Пинхас всегда говорил своему другу: «Мы никогда не придем к согласию, но цель твоего служения – Небеса, и цель моего служения – Небеса, так что мы едины и то, что мы делаем, – это одно и то же».
Как–то равви Лейб приехал в город Острог на празднование Йом–Кипура. По окончании службы он пошел к равви Пинхасу обменяться с ним пожеланиями на грядущий год. Они закрыли дверь и какое–то время беседовали наедине. Когда равви Пинхас вышел, лицо его было мокрым от слез, еще капавших из глаз. Когда он провожал равви Лейба, хасидим услышали такие слова: «Что мне делать, если воля твоя – уйти первым?» В тот год равви Лейб на исходе зимы скончался на горе Адар, равви же Пинхас скончался на исходе лета на горе Элул.
Спустя много лет хасидим рассказывали о таком случае. На последнем повороте дороги, ведущей к Западной Стене Храма, «Стене Плача», некий цадик однажды вечером видел высокую женщину. Она пала ниц и горько плакала. Тут и его глаза наполнились слезами, и какое–то время он ничего не мог видеть. Когда слезы высохли и зрение вернулось, женщина уже исчезла. «О ком могло так рыдать Божественное Присутствие, если не о равви Пинхасе!» – воскликнул цадик, обратившись к душе своей. Разорвав на себе одежды, он произнес в память об умершем слова благословения.
Равви Рафаэль Бершадский был широко известен своей честностью. Однажды его свидетельство должно было стать решающим при обвинении некоего еврея в преступлении. Равви Рафаэль знал, что этот человек виновен. В ночь перед судом равви не ложился спать, но, молясь, до утра сражался сам с собой. А на рассвете он лег на пол, закрыл глаза и скончался.