Один из живейших аспектов хасидского движения состоит в том, что хасиды рассказывают друг другу истории о своих духовных лидерах, «цадиким»*[4]. Когда они присутствуют при совершении чего–нибудь великого, когда они видят нечто значительное, они чувствуют, что призваны обрести с ним связь и засвидетельствовать это перед другими людьми. Слова, используемые для описания такого опыта, – не просто слова; они обладают свойством сообщать последующим поколениям происшедшее во всей той действенности, какой обладают слова, в самих себе становящиеся действием. И поскольку эти слова служат вечному сохранению святых дел, они освящаются этими делами. Рассказывают, что Ясновидец из Люблина однажды увидел огненный столб, поднимающийся из маленькой комнаты; когда он вошел туда, то увидел там хасидов, рассказывающих друг другу истории о своих цадиким. Согласно хасидским поверьям, в цадиким изливается изначальный Божественный свет; через них он изливается затем в их деяния, а из деяний – в слова хасидов, повествующих о цадиким. Баал Шем, основатель хасидизма, говорил, что, когда хасид рассказывает что–то во славу цадиким, это равнозначно его проникновению в таинство божественной колесницы, которую лицезрел пророк Иезекииль. Один цадик из четвертого поколения, равви*[5] Мендель из Рыманова*[6], друг Ясновидца, прибавлял к этому такие слова: «Ибо цадиким – это и есть колесница Бога»[7]. Но легенда – это нечто большее, чем просто отражение. Она свидетельствует о священной сущности для того, чтобы жить с нею. Чудо, когда о нем рассказывают, приобретает новую силу; сила, действовавшая когда–то и пребывающая теперь в живом слове, продолжает действовать – действовать из поколения в поколение.
Одного равви, чей дед был учеником Баал Шема, как–то попросили рассказать историю. «Историю, – ответил он, – нужно рассказывать так, чтобы она сама собой доставляла слушателям помощь». И рассказал следующее: «Мой дед был хромым. Однажды кто–то попросил его рассказать историю о его учителе. И он поведал о том, что святой Баал Шам во время молитвы обычно подпрыгивал и приплясывал. Рассказывая, мой дед поднялся; его так увлекла история, что он и сам начал прыгать и плясать, как бы изображая своего наставника. И в тот самый час он излечился от своей хромоты. Вот так нужно рассказывать истории!»
Бок о бок с устными преданиями существовала и письменная традиция, проявившаяся уже на ранних этапах хасидского движения, однако из записанных устных рассказов о первых поколениях сохранилось лишь несколько незначительных текстов. Будучи юношами, ряд цадиким записывали деяния и высказывания своих наставников, но делали они это скорее для того, чтобы пользоваться этими записями наедине с собой, а не для чтения их на публике. Так, из одного надежного источника нам известно, что равви из Бердичева, который среди всех равви был наиболее близок к простым людям, записывал все, что его учитель, Дов Баэр из Межрича, Великий Маггид*