— Вы не позволите отложить ваши восторги до моего следующего письма? На этом листе осталось слишком мало места, чтобы я мог воздать им должное.
— O, это не важно. Я ведь увижусь с ней в январе. A вы всегда пишете ей такие очаровательные длинные письма, мистер Дарси?
— Обычно они бывают длинными, но всегда ли очаровательными, судить не мне.
— Я совершенно уверена, что тот, кто способен с легкостью написать длинное письмо, не может писать плохо.
— Для Дарси это не такой уж комплимент, Каролина, — воскликнул ее брат, — потому что он вовсе не пишет с легкостью. Слишком уж он привержен всяким длинным ученым словам! Ведь правда, Дарси?
— Стиль моих писем заметно отличается от твоего.
— Ах! — вскричала мисс Бингли. — Чарльз пишет с невообразимой небрежностью. Он опускает половину слов, а остальные покрывает кляксами.
— Мои мысли текут так быстро, что я не успеваю их выразить, и поэтому мои корреспонденты порой не находят в моих письмах ни единой связной мысли.
— Ваша скромность, мистер Бингли, — сказала Элизабет, — обезоружит любой упрек.
— Нет ничего обманчивее скромности, — возразил Дарси. — Нередко это не более, чем равнодушие к чужим мнениям, а иногда и скрытое хвастовство.
— И чему из двух ты припишешь мой недавний образчик скромности?
— Скрытому хвастовству. Потому что на самом деле ты гордишься изъянами своей манеры писать, считая их следствием быстроты мысли и небрежения к ее запечатлению на бумаге, а это, на твой взгляд, если и не достойно хвалы, во всяком случае, придает тебе интересность. Способность делать что-либо быстро всегда ценится ее обладателем, нередко не замечающим несовершенств, к каким приводит эта быстрота. Когда нынче утром ты сказал миссис Беннет, что соберешься за пять минут, если когда-нибудь решишь покинуть Недерфилд, ты видел в этом род панегирика себе, высокой похвалы. Но что столь уж достойного в сумасбродной поспешности, которая помешает завершить необходимые дела и не принесет пользы ни тебе, ни кому-либо еще?
— Право, это уже слишком! — вскричал Бингли. — Помнить вечером весь вздор, сказанный утром! Тем не менее, клянусь честью, я верил, что говорил о себе правду, и верю в это сейчас. А потому я не приписал себе сумасбродство для того, чтобы пощеголять перед дамами.
— Не спорю, возможно, ты верил своим словам, но я отнюдь не убежден, что ты упорхнул бы с такой быстротой. Твое поведение зависело бы от обстоятельств и случайностей, как и у всякого другого знакомого мне человека. И если бы, когда ты вскочил в седло, какой-нибудь друг сказал тебе: «Бингли, лучше подожди до следующей недели», ты, вероятно, послушался бы, ты, вероятно, отложил бы отъезд, а по настоянию кого-нибудь еще остался бы и на месяц.