Пальмовые листья (Рынкевич) - страница 2

Мы еще только что съехались, впервые встретились, а вокруг капитана Мерцаева уже образовалась группа приверженцев, и они стояли рядом с ним на ступенях старинного дома, в котором помещалось офицерское общежитие. Один из них- старший лейтенант Левка Тучинский, курносый, большеглазый красавец из Московского военного округа, уже успел стать знаменитым: попрощавшись в Москве с однополчанами, он очнулся здесь, на нарах офицерской гауптвахты и, растерянно тараща глаза на соседей по камере, спрашивал: «Ребята, в каком я городе?» Узнав, что попал куда следует, он снова безмятежно уснул, а теперь с любопытством рассматривал расцветающий сад, и круглые голубые глаза его на мгновение сощуривались, когда в аллеях мелькало девичье платье.

– Ты, Левка, начал несколько неудачно, - говорил ему капитан. - Как говорится, напутал в дебюте. Полковник-то вызывал? Или еще предстоит?

– Ладно тебе, Сашк, - по-московски лениво растягивая слова, отвечал Тучинский. - Пойдем где-нибудь позавтракаем…

Ему. заметно не нравились уколы капитана. Не любил Тучинский вспоминать свои неудачные приключения и явно побаивался расплаты. Вообще красавцы-мужчины часто бывают трусоваты.

– Пойдем где-нибудь позавтракаем, - тянул он. - Да и заниматься пора.

– Зачем тебе заниматься? - не унимался лукавый капитан.- Тебя же не допустят к экзаменам. Сейчас дежурный объявит: старший лейтенант Тучинский - в штаб за документами. И на вынос тебя.

Тучинский не сумел скрыть испуг и даже покраснел.

– А что ты будешь делать, если тебя и вправду отчислят?

– Да ну… Из-за пустяка…

Другие офицеры слушали с интересом.

– А если все-таки отчислят? - не унимался капитан. - Что ты предпримешь? Сделаешь волевое лицо и дашь обещание исправиться? Или пошлешь телеграмму папочке, чтобы выручал?

– Ты что? - искренне удивился Левка. - С кем-то меня спутал? Если меня отчислят, я приглашаю тебя в вокзальный ресторан на прощальный ужин, - Тучинский гнусаво пропел, подражая знаменитому артисту: - «Мы пригласили тишину на наш проща-а-альный ужин». А в Москве меня тоже встретят на казенной машине.

– Тогда пошли завтракать, - сказал Мерцаев успо-коенно. - А то до ужина далеко, тем более что его может и не быть.

Мы жили в огромном зале с высоким потолком и узкими и высокими окнами, в которые по ночам иногда впархивали летучие мыши. Моя кровать оказалась в передней части зала, на возвышении, и я мысленно острил, что в будущем сочиню мемуары: «Моя жизнь на сцене». Капитан Мерцаев располагался неподалеку. По вечерам в открытых окнах, над неподвижными узкими метелками южных тополей, стояла равнодушно-сонная синева, и иногда чувствовалось едва слышное дыхание ветерка. Зал постепенно пустел: одни с кипами учебников шли в классы на ночную зубрежку, другие гладили синие брюки с красным кантом, чистили пуговицы на кителях, задумчиво пересчитывали запасы хрустящих бумажек и тоже исчезали.