– Ом мане падме хум!(жемчужина на цветке лотоса - санскр.). Он упал на спину, его глаза с ужасом смотрели на меня не отрываясь.
– Ты кто? - наконец сказал он. Я сделал шаг вперед, и ударил его прикладом по лбу.
– Лежи!- отодвинул его враз окостеневшее тело и стал звать Мишку. Тот прискакал через минуту, посмотрел на старичка.
– Этот что ли, местный вурдалак?
– Вроде да, а ты знаешь, за что аборигены сьели Кука?
– Это все-е знают! Может он и вправду, того?
– Того, сего, какая разница? Тащите сюда Ивана!- сказал я, начиная рыть яму в торфе.
– Кстати,- я взял пригоршню и протянул Мишке, -Ешь!
Он отступил на один шаг.
– Дурачок!- сказал я и сьел сам, взял другую пригоршню и протянул Мишке снова. На этот раз он не стал спорить, проглотил и побежал.
Волки гонят сохатого к болоту и загоняют его в топь, лось начинает тонуть. Доставать его должен вожак, а где взять силы маленькому волку, чтобы вытащить такую гору мяса?
Он начинает глотать торф, до тех пор пока не набьет живот, потом подходит к тонущему, хватает за ногу и начинает тянуть на сухое место.(Почему за ногу? Парнокопытные заваливаются на бок без опоры, так и тонут.) Стая ждет и смотрит...
Меньше чем за минуту, туша весом до пятисот килограммов оказывается на берегу. Стая ждет... Вожак отпускает ногу и подходит к горлу. Решающий удар, он рвет ему горло и густая кровь течет ручьем на траву. После этого он отходит в сторону, это знак, вся стая бросается на кровавое мясо, а вожак стоит в стороне и его рвет, рвет как человека перенесшего нечеловеческую нагрузку, черной торфяной кашицей!
К концу жизни Менделеев разочаровавшись в химии сказал, что торф один из самых ценных подарков данных нам природой, и сжигать его в печах для обогрева - преступление перед всем родившимся и неродившимся человечеством.
Когда принесли Ивана, неглубокая яма была уже готова, дно блестело от выступившей воды.
– Разденьте его и кладите сюда!- сказал я.
Дарья Ивановна хотела что-то сказать, но Ирина ее одернула.
– Взяла на себя роль старшей сестры, это хорошо! - подумал я, только бы они не обьединились против нас, остальное стерпим!
Вместе осторожно уложили его в торфяное ложе, ножом я рассек повязки, в которые он был обернут, обнажив рану в боку. Впереди она уже начала синеть, несмотря на старания доктора.
– Ничего, ничего! - успокаивал я себя, - Еще не время тебе Ваня лыжи вострить...
Отвернулся от женщин, отрыгнул торфяную кашицу себе в руки. Кто-то ойкнул . Повернулся, положил на рану, размазал по краям.
– Заваливайте!- сказал.
– Мы что, его хороним?- Ирина была бледная, как Иван.