— По уму, Васенька, тебе б давно в генералы, — сказал артиллерист.
— Увы, друг мой Лихарев, увы, — воскликнул Топорков. — В генералы не выйдешь без приличной войны, а в Европе вот уж четверть века царит такая скука, что застрелиться тянет… Ну что же, господа, знакомьтесь — кузен Ольги Ивановны, корнет Ярчевский, поручик Тучков, поручик Тулупов, капитан Лихарев. Должен вам сказать, господа, что не далее как вчера Ольга Ивановна просила меня взять господина корнета под свое покровительство, о чем я сейчас и объявляю. Ну, наконец-то, будем знакомы, у нас, гусар, попросту! — Он сграбастал Ольгу в охапку и крепко обнял, едва не поломав ребра. — Покажись-ка, молодой человек, покажись… Ну что же, все не так уж скверно. Вид, в общем, бравый, мундир сидит отлично… усы, конечно, очень не помешали бы, ну да это дело наживное… Орел! А на Ольгу-то как похож! Ежели нарядить тебя в платье, пожалуй, и не отличишь!
Решив, что кашу маслом не испортишь, Ольга выпрямилась, положила руку на эфес сабли и произнесла ледяным тоном:
— Вы хотите сказать, господин ротмистр, что гусарский корнет — а точнее я сам, в женском платье был бы неотличим от девицы?! Да за подобное оскорбление следует…
— Браво! — воскликнул артиллерист. — Вот это — лихо! Ну что, Васюк, будете рубиться? Комната просторная…
— Ну! Ну! Ну! — вскричал Топорков, прижав руки к груди умоляющим жестом. — Ну прости уж, брат, с языка сорвалось, язык у меня, все говорят, без костей… А ты, князь, думай, прежде чем говоришь. Ольга Ивановна мне, как человеку чести, доверила покровительство над ее кузеном, кое я клялся исполнить в точности — и прикажешь с ним рубиться сразу же? Я сболтнул, он был настолько благороден, что извинил… Ведь верно?
— С условием недопущения подобного впредь, — сказала Ольга.
— Горяч! — удовлетворенно сказал Топорков, покосился на стол, где в беспорядке валялись листы бумаги, исписанные убогими виршами провинциальных рифмоплетов. — Положительно, господа: они тут и в самом деле стишки читают! Боже мой, что творится с даровитой молодежью, какое она себя находит времяпровождение… Алешка! Надевай сюртук, и едем веселиться. Говорю тебе, две коляски у крыльца, нас уже ждут, все глаза проглядели… Живо, живо! А то не посмотрю, что ты состоишь при Третьем отделении, так всыплю… Ну, собирайся! — Он схватил поэта в охапку, вытолкнул его из комнаты и оглушительно заорал в незакрытую дверь: — Семен, каверза ты двуногая, живо одеваться барину! Сейчас поедем, господа… — Он вернулся к Ольге и дружески приобнял ее за плечи. Заговорил с чрезвычайной серьезностью: — Ну что же, корнет, Василий Денисыч Топорков не привык манкировать своими обязанностями и нарушать слово. Коли уж я твоей кузине обещал стать для тебя и покровителем, и лоцманом в житейском море сего богоспасаемого града, я, будь уверен, за дело возьмусь всерьез и в два счета из провинциального мальчишки сделаю совершеннейшего петербуржца, совершеннейшего гусара… Ты, конечно, понтируешь?