, ощущение чего-то безмерно чуждого, мерзкого, невероятно древнего. Эти чувства были довольно схожи с теми, что она испытала, столкнувшись вплотную с обитавшим под мельничным колесом чудовищем, пережившим свои невообразимо отдаленные времена…
Впервые в сердце закралась неуверенность, даже робость — но Ольга справилась с ними усилием воли, напомнила себе, что отступать все равно поздно, карты сданы, расклад определился, драка началась, а значит, придется идти до конца.
Она, фигурально выражаясь, взяла себя за шиворот и хорошенько встряхнула: ведь уважать себя перестанешь, отступив, в совершеннейший хлам человеческий превратишься, тогда только и останется, что примкнуть к камергеру с Биллевичем и вовсю свой дар использовать исключительно себе на потребу, как они, — а так не хочется…
— Не переживай, — тихонько сказала она самой себе. — Мечтала об интересной жизни? Получай. Интересная жизнь, увы, и опасна…
Она поплыла в воздухе вдоль фасада, мимо темных окон, на некотором отдалении от разноцветных, разномастных, разнообразных огней (некоторые выглядели почти живыми существами, объемными, пухлыми, чересчур осмысленно для огней двигавшимися), стараясь не особенно пристально к ним приглядываться — порой от чересчур упорного взгляда на все это колдовское сияние начинало противно ныть в груди, и пальцы леденели, что, конечно же, было неспроста…
Очередная гирлянда, пышная, сиренево-красно-белая, вдруг колыхнулась в сторону Ольги, оторвалась от стены, и изрядная ее часть, выгнувшись наподобие петли, преградила ей дорогу — а две ядовито-зеленых медузы, ползавшие по фасаду, скоренько приблизились, повисли в воздухе, касаясь стены лишь краешком, с видом готовых броситься сторожевых собак…
Волной накатил странный сухой холод, казавшийся не морозным неощутимым воздухом, а чем-то вполне осязаемым, вроде ледяной плиты. В висках заломило.
Ольга замерла с колотящимся сердцем, боясь шелохнуться, напрягши все свое умение, посылая в окружающее пространство нечто вроде крика, означавшего: здесь никого нет и не было, кроме прохладного ночного воздуха…
То ли эти причудливые огни-твари оказались гораздо слабее ее, то ли попросту не учуяли, но гирлянда, вскоре развернувшись, вновь повисла в неподвижности, играя оттенками и переливаясь удивительно чистыми колерами, а медузы прилипли к стене на прежнем месте. Ольга осторожненько двинулась дальше. Над ее головой светились высокие аркообразные окна, слышались громкие голоса. Замерев в простенке, она прислушалась: судя по шуму, там всего-навсего кутила развеселая компания. Но ведь чутье ее никогда прежде не подводило…