Вид у них и впрямь был суровый, хмурый, неприветливый, и держались оба до неприличия чопорно, настолько, что даже смотрели исключительно перед собой, как куклы, избегая лишний раз бросить взгляд по сторонам.
Они церемонным шагом прошли в кабинет и остановились посредине комнаты с видом людей, которые умрут, но больше и шагу не сделают.
— Чем обязан, господа? — спросил Алексей Сергеевич сухо — он, без сомнения, тоже отметил странности в поведении незваных гостей.
Кавалергард отчеканил:
— Милостивый государь! Я явился вам сообщить, что небезызвестный вам поручик Крюков считает себя несказанно оскорбленным вашей недавней эпиграммой, начинающейся со строк: «А ты, суровых правил турок…» Поскольку вы, вне всякого сомнения, ставили целью нанести поручику умышленное оскорбление, он поручил нам передать вам вызов…
— Что за вздор? — пожал плечами Алексей Сергеевич.
Конногвардеец ледяным тоном ответил:
— Возможно, для вас, милостивый государь, это и вздор, но поручик Крюков воспринимает ваши… гм… вирши как оскорбление. Угодно вам принять картель?[13]
— Что за глупости? — повторил поэт. — Эпиграмма эта была написана на поручика Свистунова, из чего не делалось никакого секрета, — она была мною прочитана в его присутствии с объявлением всему обществу, кого это касается… К слову, поручик Свистунов особенного неудовольствия не проявил, не говоря уж о картелях. Так что это явное недоразумение…
— Милостивый государь! — отрезал кавалергард. — Для дворянина подобные увертки, право же, неуместны! Я вам говорю чистейшим французским языком: поручик Крюков считает себя оскорбленным вашей эпиграммой и выбрал нас своими секундантами. — Он неприятно улыбнулся. — Разумеется, если вы считаете нужным идти на попятный… Правила вам, надо полагать, известны. Вам следует должным образом принести поручику Крюкову извинения, и, конечно же, не с глазу на глаз, а в обществе…
Ольга видела, как нехорошо сузились глаза поэта.
— Не вижу причин… — сказал он холодно. — Можете передать господину Крюкову, что его вызов принимается. — Он бросил яростный взгляд по сторонам. — Корнет, вы не откажетесь быть моим секундантом?
— Почту за честь, — сказала Ольга.
— А ты, Василь Денисыч? — спросил поэт у Топоркова, наблюдавшего эту сцену из соседней комнаты.
— Да непременно! — браво ответил ротмистр. — Кого, бишь, ты на этот раз убьешь? Ах, Крюкова… Препустой человечишка, и жалеть нечего…
— Господин Топорков! — зловещим тоном сказал конногвардеец. — Подобные отзывы о моем друге, знаете ли, чреваты…
— Да бога ради! — ухмыльнулся Топорков. — После того как Алексей Сергеич покончит с вашим другом, мы с вами непременно вернемся к затронутой вами коллизии… Если захотите, конечно. А сейчас нам, полагаю, нужно где-нибудь уединиться? В гостиной хотя бы… Прошу сюда!