В шесть тридцать по токийскому времени (Арбенов, Писманик) - страница 58

Лаять они тоже не лаяли. Забыли, как это делается, да и на кого здесь лаять? На прохожих? Так по какому поводу? Порога твоего он не переступал, нет этого порога, как нет забора, калитки, конуры. Ничего нет. Следовательно, и охранять нечего. Не ветер же? Этого добра в Сахаляне, правда, много, даже слишком много. Но в какие это времена ветер охранялся собаками?

Мне он, сахалянский ветер, изрядно надоел. Собакам — тоже. Мы прятались в подъезде отеля, за стеной, жались к забору. Я ждал Сунгарийца, а чего ждали собаки — неизвестно. О куске хлеба можно было только мечтать. Мало на белом свете чудаков, которые выносят с собой из ресторана булку или отбивную в надежде встретить голодного. Не вынес и я, не предполагал попасть в общество четвероногих. Следовательно, хлеб отпадал, отбивная тем более. Оставались отбросы, которыми, собственно, и жили сахалянские псы. Но время появления на свалке свежих объедков еще не наступило — ресторан работал, посетители насыщались, отбивные лежали на тарелках вместе с косточками, которые по закону принадлежали четвероногим джентльменам.

Да, это были джентльмены в самом прямом смысле слова. Предупредительные, внимательные, осторожные, тактичные. Никаких оскорблений, ссор, драк. Они были выше мелочности. Когда кто-то из посетителей ресторана, выйдя на улицу, швырнул одному из псов конфету, остальные не кинулись на нее. Они даже не сошли со своих мест. Правила приличия не допускали проявления инициативы, когда дело касалось личного преподношения. Конфету съел тот, кого угостили. Девяносто девять (я все же считаю, что там была сотня собак) только облизнулись, а может, и не облизнулись. Будучи джентльменами, они скромно потупили очи или отвели их в сторону. А как им хотелось есть! Можете себе представить настроение не завтракавших, не обедавших и не ужинавших собак. Причем не сегодня лишь. Я так подробно рассказываю о сахалянских собаках, потому что никакая другая компания меня в тот вечер не принимала. Четыре часа, которые мне выделили на ожидание «гостя» с левого берега, надо было чем-то заполнить. Хотя бы знакомством с четвероногими обитателями Сахаляна. Для точности — псам я отдал три часа, оставшиеся шестьдесят минут провел в пролетке, куда меня почти насильно затолкал кучер, сжалившийся над бездомным господином. Ну, тут, конечно, роль сыграла не одна жалость, вернее, вовсе не жалость: за дежурство у отеля извозчику было уплачено вперед, и уж если стоять, то почему порожним? Верх пролетки был поднят, сиденье сухое, и я, забившись в угол, дал своему телу возможность отдохнуть и отогреться. Ночь была холодная и, как известно, дождливая…