Возникла тишина. Принц еще шире разинул рот, не уверенный, что ему не послышалось, хотел что-то сказать, но не смог подобрать нужных слов.
Доггет понял, что у него осталось лишь пара секунд, чтобы закончить реплику.
— Вы проклятый мясник! — сказал он, затем повернулся, вонзил шпоры в бока лошади и ускакал прочь.
Принц смотрел ему вслед. Ребек поспешил заверить Его Высочество, что слова юного Доггета вызваны стрессом от сражения. Принц кивнул и вновь обвел взглядом свой штаб.
— Меня окружают дураки! Эти идиоты должны были встать в каре! Не я виноват в том, что германцы не умеют воевать! — негодовал Принц. — Не я виноват в том, что французы выигрывают сражение!
И хотя бы в этом Принц оказался прав. Французы выигрывали сражение.
С падением Ла-Э-Сент победа французов была практически предрешена. У защищавших ее немцев кончились патроны, и наступающие французы, выломав забаррикадированные двери, потекли внутрь здания фермы. Какое-то время их сдерживали штыки и шпаги обороняющихся, отчаянно дравшихся в коридорах и стойлах. Немцы соорудили баррикады из трупов своих товарищей и врагов, и выставили над ними штыки. На момент показалось, что ярость и сталь помогут им удержать ферму, но на стрелков обрушились залпы мушкетов, от пыжей вспыхнула солома на конюшне, и защитники, обескровленные и задыхающиеся, вынуждены были отступить.
Отступающие из Лэ-Э-Сент стрелки устремились вверх по склону, а победоносные французы заполонили строения фермы. Стрелки 95-го полка еще раньше вынуждены были оставить расположенный по соседству песчаный карьер, так что центральный бастион линии герцога пал. Французы вкатили пушку в кухонный двор фермы, и с убийственной дистанции открыли огонь по гребню холма. Вольтижеры, получив новую арену для своих подвигов, рассыпались по склону холма и открыли смертоносный огонь по войскам, расположившимся у вяза.
Стремительная контратака на ферму, где французы еще не освоились, могла бы принести успех, но у Веллингтона не осталось резервов. Все до единого, кто мог держать оружие, защищали теперь гребень холма, прочие же либо бежали, либо умирали от ран, либо были уже мертвы. Все, что осталось от армии герцога — это тонкая линия, растянувшаяся вдоль щедро политого кровью хребта. Линия была толщиной в две шеренги, не более, а местами, там, где батальоны вынуждены были выстроиться в четыре шеренги из опасения перед кавалерией, по-прежнему рыскающей в обволакивающем подножье склона дыму, гребень казался вообще пустым.
Французы одерживали победу.
Герцог, человек не из тех, кто легко впадает в отчаяние, шептал про себя молитву, призывая либо пруссаков, либо сумерки. Но и те и другие в тот день приближались мучительно медленно.