Командир спецназа засмеялся. И бойцы подходили по одному, заглядывали и тоже смеялись.
— Что это?! — с трудом выдавил из себя майор Сочнев. Впрочем, он уже не был уверен, что все еще майор.
— Похоже, это намек, — сказала угловатая фигура в маске. — Кого-то будут драть в задницу! Хорошо, что не меня. Мы свою работу выполнили.
— Что это?! — Сочнев рывком оторвал от земли человека в коричневой куртке. Из-под слетевшего капюшона показалось давно небритое расцарапанное лицо с фингалом под левым глазом и испуганно вытаращенными глазами.
— Че, сам не видишь, что ли?
У лже-Косаря не было двух передних зубов, зато от него непереносимо воняло.
— Откуда это у тебя, чмо помойное? Телефон откуда?!
— Не воровал, начальник, отвечаю! Телефон какой-то фраер подарил. Дал две сотни, куртку и эту байду — сказал целый день ходить в таком прикиде… А то, говорит, найду и кишки выпущу! И я ему поверил — выпустит кишки-то!
— Грузите этот мусор! — сипло сказал Сочнев и направился к микроавтобусу.
— В городе ЧП, товарищ майор, — сообщил водитель. — Вот, послушайте милицейскую волну…
Он включил громкую связь.
— …Повторяю, в ресторане «Полумесяц» расстреляны из автоматов Вагиф Насыров, его телохранитель и еще семь человек: одна женщина и шестеро мужчин кавказской национальности. Объявлен план «Перехват», всем нарядам…
Дальше майор Сочнев слушать не стал. И так ясно, что его обвели вокруг пальца, как полного идиота.
Леший и Черкес
Годы идут. Меняется страна, меняются люди, меняются обычаи и традиции, меняются судебные процедуры, собрания… Меняются и воровские сходки.
Старики рассказывали про большой сходняк пятьдесят шестого года: в Подмосковье съезжались на автобусах и электричках, на остановке сидели молодые шустрые пацанята из «стремящихся», которые показывали дорогу в ближайший лесок, где на живописной полянке и собрались три десятка воров союзного уровня, как положено — трезвые и без оружия. «Обкашляли», как тогда говорили, текущие вопросы, которые сейчас уже никто не помнит за давностью да малозначительностью; рассмотрели две предъявы — Яше Одесскому дали по ушам,[82] Сеньку Рябого приговорили. Кто-то из огольцов съездил, привез бутылку самогона и финку, Рябой выпил и зарезался сам: приставил перо к сердцу да ударил ладонью со всей дури…
В семьдесят девятом собрались в Кисловодске — уже не в лесу и не в горах: расселились в лучшей гостинице, сняли самый модный ресторан — «Замок», вроде как юбилей кому-то отмечали. Стол шикарный накрыли: черная икра, армянские коньяки, шашлык из черного карачаевского барана… Степенно кушали, солидно разговаривали, революционные решения приняли: теперь, мол, с мусорами можно дело иметь, если это обществу выгодно. На услуги мусоров решили десять процентов от общака отстегивать. И дела обсудили, и отдохнули как следует, по окрестностям на интуристовском автобусе покатались, с экскурсоводом, все чин по чину: «Слева гора Кольцо, а вон там виден Эльбрус, а вот Машук, здесь место дуэли Лермонтова…»