Нужно было выбираться из этой дыры, тем более что предсказание Романа насчет жажды начало сбываться. Петру казалось, что его язык начал распухать, а пересохшая глотка, наоборот, – катастрофически сужаться. Возможно, это было результатом обычной мнительности, но Петр ничего не знал о самовнушении, у него даже слова такого не было в лексиконе.
Для начала он принялся настойчиво забрасывать наверх веревочную лесенку, уповая на то, что она в конце концов за что-нибудь зацепится своими деревяшками и откроет путь на свободу. Ничего из этой затеи не вышло. Петр совершил ровно сто бросков и столько же раз мрачно проводил взглядом падающий обратно трап. В принципе, если бы даже случайно удалось найти наверху зацепку, притаившийся поблизости Роман обязательно позаботился бы о том, чтобы Петр сверзился обратно, так что надежда на лесенку была слабой. Отказаться от нее оказалось проще простого. Слегка запыхавшийся Петр так и выразился:
– Ну и хрен с тобой!
Куча веревок и дощечек никак не прореагировала на оскорбительное замечание. Петр переключил внимание на те самые вилы, по древку которых намеревался вскарабкаться наверх с помощью Эльки.
Теперь они были засажены между ног мертвого бандита, и извлечение их требовало немалых усилий: физических и моральных.
Приблизившись к трупу, Петр впервые отважился как следует рассмотреть его лицо, неприятно белеющее в полумраке. Мертвые тускло мерцающие глаза были устремлены в бетонные плиты потолка, придавая мертвецу вид сосредоточенный и задумчивый. Словно он силился вспомнить, каково это – быть живым и подвижным.
Петр осторожно взялся за рукоять вил и потянул их на себя.
Нерешительные усилия Петра привели к тому, что мертвец медленно потянулся вслед за вилами, загребая руками и ногами картофельные окатыши. Это было настолько неприятно, что пришлось прикрикнуть на него:
– Ну, ты!
Чтобы разом покончить с неприятной процедурой, пришлось наступить на упрямое тело ногой и рвануть вилы с такой силой, что, когда они неожиданно высвободились, Петр рухнул вместе с ними на картофельные россыпи.
Потом он некоторое время занимался тем, что вонзал окровавленные зубья вил в перегной и извлекал их наружу, счищая нацепившиеся картофелины каблуками. Когда зубья металлически заблестели, как им положено, Петр примостил их под самым лазом, прислонив древко к сырой стене.
Пробные штурмы он провел без пистолета и чемоданчика, просто желая выяснить, что из этого получится. А получалась полная ерунда. Чем тупее был угол наклона вил, тем легче было на них взобраться и удержаться, но зато тем дальше оказывался бетонный скат от тянущихся вверх пальцев. Достать до края лаза можно было бы, лишь балансируя на вертикально установленных вилах, однако с эквилибристикой у грузноватого Петра дело обстояло плохо, можно сказать, никак не обстояло. Находилась бы рядом Элька, с ее помощью еще можно было бы кое-как удержаться на наклонном насесте те две-три секунды, которые требовались Петру для того, чтобы выпрямиться во весь рост. Но поблизости находился лишь мертвый дядька…