Напечатав последнюю строку, Тамара откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Слова «смелый, честный и просто порядочный» отчего-то ассоциировались у нее с Женей Бондарем, хотя в сущности она совсем его не знала. Как он к ней относится? Вчера казалось – с явной симпатией, переходящей в нечто большее. Почему же он оттолкнул вешающуюся ему на шею Тамару?
Господи, как стыдно!
Она спрятала лицо в ладонях, когда вкрадчивый звук открывшейся двери заставил ее встрепенуться и вскинуть голову.
– Привет, – произнес Гоги, не решаясь переступить порог. После вчерашних процедур выглядел он не лучшим образом, но его сходство с хорьком от этого не пропало, а даже усилилось.
– Чего тебе? – подчеркнуто недружелюбно спросила Тамара.
– Дело есть, – сказал Гоги, скаля мелкие зубы.
– Какое у тебя ко мне может быть дело?
– Важное.
– Так говори и проваливай, – прищурилась Тамара.
Проскользнув в комнату, Гоги приблизился и первым делом попытался прочитать электронный текст, светящийся на экране.
– Что пишем?
Выключив монитор, Тамара сердито проворчала:
– Все ходишь, все вынюхиваешь. Что за манера? Тут тебе не курятник.
– Курятник? – удивился Гоги.
От него попахивало так, как если бы он прятал в кармане дохлую мышь. Или цыпленка.
– Будешь говорить или нет? – прикрикнула Тамара.
– Буду.
– Я слушаю.
Гоги осклабился:
– Слушай, тебе не надоело строить из себя недотрогу?
– Это все, что ты собирался сказать?
Тамара встала и надменно вскинула подбородок, сцепив руки за спиной.
– Нет, – заявил Гоги, бесцеремонно пялясь на ее грудь. – Я пришел сказать, что пора нам становиться друзьями.
– С какой стати?
– Я могу быть тебе полезным. Времена сейчас такие…
– Какие? – недобро осведомилась Тамара.
– Сама знаешь, – ухмыльнулся Гоги. – Врагам народа не сладко живется, а скоро станет совсем невмоготу.
– По-твоему, я враг народа?
– Не знаю, не знаю… На все у тебя собственное мнение, везде ты его высказывать спешишь…
– Если иметь собственное мнение – это преступление, то добрую половину народа надо пересажать в тюрьмы, – отчеканила Тамара.
– И пересажаем, – пообещал Гоги. – Но не всех. Самых строптивых.
– Кажется, ты пока еще не полицейский и не жандарм, чтобы решать.
– Пока еще.
– Вот что, – решительно произнесла Тамара, – убирайся-ка ты с моих глаз долой. Смотреть на тебя тошно.
– Не суди о мужчинах по внешности, – сказал Гоги, выдвигая вперед маленькую круглую голову с оттопыренными ушами. – Когда я появился на свет, все врачи сбежались на меня посмотреть. И знаешь почему?
– Не знаю и знать не хочу.
– Напрасно. Уже тогда эта штука