«Это Кура?» – спросила она, опасливо глядя на грязное бурление под собой.
«Кура, Кура», – заверили ее юноши и почему-то засмеялись.
Их смех Веронике определенно не понравился. Очень уж он напоминал заливистый собачий лай. Да и движения юношей сделались по-кобелиному суетливыми, вихлястыми. Стоило Веронике остановиться, как они подхватили ее на руки и потащили вперед, азартно переговариваясь по-своему. Старуха в черном, стоявшая на пригорке, равнодушно отвернулась и пошла прочь. Других людей вокруг не было. Домов за мостом тоже не было, только пустынная лента шоссе, огибающая скалистый уступ. Подножье уступа утопало в густой зелени. Туда-то юноши и волокли брыкающуюся жертву. Уже молча.
Если бы не их тяжелое сопение да невнятные возгласы Вероники, было бы совсем тихо. Как в страшном сне. В самом страшном сне, когда ты не имеешь возможности воспротивиться тому, что с тобой происходит.
Двое юношей держали Веронику за руки, один сжимал ее обтянутые джинсами ляжки. Он возглавлял процессию, отчего получалось, что Веронику несут вперед ногами. Как на похоронах, пронеслось в ее голове. А еще она подумала, что напоминает козявку, попавшуюся в лапы беспощадных муравьев.
– Отпустите меня!
Отчаянно вскрикнув, она начала вырываться, делая это с таким остервенением, что вскоре сумела выскользнуть из расстегнутой куртки и упасть спиной на асфальт. Из глаз брызнули искры. Юноши, в распоряжении которых остались лишь пустые рукава куртки, по инерции налетели на идущего впереди товарища. Образовалась куча-мала, в ходе которой Веронику как следует попотчевали руганью и тумаками. Но она услышала шум приближающейся машины и, до предела напрягая голосовые связки, завизжала на всю округу:
– Помогите-ееее!!!
Два выстрела, прозвучавшие из затормозившего «Лендровера», спугнули нападающих, но почти не произвели впечатления на Веронику. Она устала. У нее не осталось ни сил, ни эмоций. Чувствуя себя механической куклой, у которой закончился завод, она позволила усадить себя в машину и увезти в неизвестном направлении. Ей даже не пришло в голову поинтересоваться, как зовут ее спасителя. Он представился ей сам. Но не раньше, чем Вероника сообразила, что из гостеприимного дома Гванидзе ей никуда не деться.
Да и куда ей было деваться?
6
– И что дальше, я спрашиваю?
Голос Гванидзе был полон холодного презрения. Скрестив руки на груди, он разглядывал Падалицу, как разглядывал каких-нибудь десять лет назад русских пленников, приговоренных к смертной казни. Тогда он был зорок и быстроног, а под его началом находилось от полутора до двух сотен воинов, готовых отдать жизни за независимость Ичкерии.