– Будь моя воля, я бы не отпускал ее от себя ни на шаг, – честно признался писатель, потрепав Тамару по плечу. – Но она уже совсем взрослая и полагает, что моя опека ей ни к чему. Остается только смириться. – Улыбка, сопровождавшая эти слова, была невеселой. – Не смею вас задерживать, молодые люди. Не спрашиваю также, куда вы направляетесь и зачем. Скажу одно. – Глаза Галишвили устремились на Бондаря. – Если кто-то в этом мире посмеет обидеть мою девочку, то у меня хватит сил поквитаться с негодяем.
– Папа! – укоризненно воскликнула Тамара, щеки которой покрылись персиковым румянцем. – Женя порядочный человек!
– Охотно поверю тебе, если ты повторишь то же самое некоторое время спустя.
Произнеся эту многозначительную фразу, Галишвили откланялся и вышел из комнаты, стараясь не шаркать растоптанными шлепанцами. Взгляды Бондаря и Тамары скрестились, задавая друг другу немые вопросы и получая такие же немые ответы. Потом они одновременно встали.
– Пора, – сказала Тамара.
В этом коротком слове было гораздо больше смысла, чем вкладывали в него любые составители толковых словарей.
32
Лопата глухо ударилась о крышку гроба.
Было около половины пятого утра. В предрассветной темноте призрачно проступали кресты и каменные надгробья, изъеденные временем. Моросил дождь.
Он начался сразу после того, как Бондарь и Тамара сели в допотопную машину иностранного производства, определить марку которой сумел бы разве что заядлый автолюбитель. Длинная и приземистая, она была расписана по бортам алыми языками пламени, а на капоте красовалась морда желтоглазой черной пантеры.
Забираясь на заднее сиденье этого чуда техники, Бондарь почувствовал себя персонажем старого боевика, вроде тех, которые крутили в видеосалонах на заре кооперативного движения. Ощущение усилилось, когда пропустивший его парень сел рядом. Бондарь очутился зажатым между двумя приятелями Тамары, прятавшими лица за натянутыми до губ вязаными шапочками с прорезями для глаз. Водитель носил точно такую же. Устроившаяся на переднем сиденье Тамара общалась с троицей исключительно по-грузински, словно забыв о существовании спутника. Лишь примерно на середине пути она соизволила обернуться, чтобы извиниться за вынужденные меры предосторожности, проявленные парнями в шапочках. Те отмалчивались. Бондарь тоже не набивался им в приятели, гадая, не свалял ли он дурака, доверившись малознакомой женщине. Погибать ради чьих-то манящих глаз не хотелось, будь они хоть самыми распрекрасными на свете.
На территории кладбища, куда маленький отряд забрался через каменную ограду, Бондарь был готов к любым неожиданностям, но все обошлось. Двигаясь цепочкой, они прокрались вдоль крайней аллеи и остановились возле кучи свежевскопанной земли, поверх которой лежали ощипанные цветы и какой-то жалкий венок. Подсвечивая себе фонарями, парни принялись за работу, попеременно орудуя двумя лопатами с укороченными черенками. Бондаря к раскопкам не допускали, игнорируя его настойчивые предложения своих услуг. Тамара с ним почти не разговаривала, подавленная кладбищенской атмосферой. Маясь от вынужденного безделья, он постоянно курил и размышлял о всякой всячине.