На рассвете они торопливо позавтракали, кое-как проглотив инжир, финики и сухие булочки с чаем. Теперь люди попросту не находили себе места. Кто-то рассеянно жонглировал, кто-то наводил последний блеск на фургоны, кто-то сидел в тени портика и потягивал воду, слегка подкисленную вином. Стигийское солнце успело подняться высоко и жарило безо всякой пощады.
Издалека, со стороны городских ворот, вовсю доносились крики, звуки гонга и перекличка труб: дневная жизнь столицы шла своим чередом. Артистам оставалось только сидеть и напряженно ждать, когда же их соблаговолят пригласить.
Неожиданно за стеной караван-сарая послышался перестук семенящих копыт и звяканье сбруи. Заггар въехал внутрь и слез со своего ослика. От жары он выглядел распаренным и помятым, но улыбался во весь рот. По ту сторону невысокой ограды раздавались хриплые команды воинского начальника: там строился отряд в дюжину всадников (судя по одежде и отлично пригнанному снаряжению — коринфийцев) во главе с офицером. Заггар объяснил Ладдхью и членам труппы, что это был почетный эскорт, высланный за ними лично Тираном. Бродячему цирку надлежало немедленно двигаться на арену Империум-Цирка, дабы усладить взоры горожан и знати Луксура.
Снова началась лихорадочная деятельность. Поспешно запрягли мулов, выстроили фургоны один за другим, в самый последний раз проверили костюмы и сбрую. И вот, наконец, поезд двинулся с места. Медведь Буруду шел на цепи за первой повозкой, тигрица Квамба царственно возлежала на задке последней. Когда фургоны выезжали со двора, всадники заняли свои места в процессии: офицер и шестеро воинов поехали впереди, остальные шестеро — сзади. По словам Ладдхью, обязанности воинов заключались в том, чтобы помочь им пробраться по запруженным улицам и оградить цирковой поезд от неумеренного любопытства урожаи.
Дороги, непосредственно сходившиеся к городским ворогам, были широки и хорошо вымощены. Поплыли мимо последние нивы, загородные домики и торговые палатки. Конан обратил внимание, что каналы, орошавшие поля, одновременно были предназначены для обороны дальних подступов к городу. Местные жители, попадавшиеся на дороге, в основном выглядели рабами и крестьянами вроде виденных накануне. Они едва поднимали головы, чтобы посмотреть на катившиеся мимо ярко разрисованные фургоны. И очень редко отвечали на веселые приветствия артистов, — если кто-то и протягивал руку, то не для пожатия, а в надежде на милостыню. Поразмыслив над этим обстоятельством, Ладдхью предположил, что вокруг были всего лишь простые селяне, темные, бедные и забитые. И весьма узколобые в своем нерассуждающем поклонении строгим стигийским Богам. К тому же они наверняка опасались городских стражников, скакавших впереди и позади поезда. До приветствий ли тут!