Никаких фактов по этому поводу бригада Сталина, разумеется, не даст, но и у бригады Геббельса нет ничего, кроме твёрдой уверенности в том, что всех свидетелей подручные Сталина заставили оболгать невинных немцев.
Давайте этот вопрос обсудим. В том, что подручные Сталина могли заставить говорить кого угодно — сомнений нет. В том числе — заставить говорить то, что они хотели слышать. Но не в этом дело.
Те, кто работают в бюрократической системе, знают, что, когда в этой системе раздаются награды, то начинают всегда с начальников, а когда следуют наказания, то начинают с подчинённых. В данном случае следователи, которые вели непосредственные опросы свидетелей, были подчинёнными.
Если бы это дело было закрытым, то есть решалось внутри судебно-следственной системы СССР, то не исключено, что следователи могли получить устные указания от Берии и Меркулова и заставить свидетелей дать нужные показания. Но это дело уже было открыто. Противная сторона — немцы — также имела факты, доводы, свидетелей. В этих условиях следователю сфабриковать заведомую фальшивку смертельно опасно. Если в результате её СССР был бы нанесён моральный ущерб, то начальство бы могло и выкрутиться, сказать, что это следователь его в заблуждение ввёл своими данными, а следователю выкрутиться было бы невозможно — с него немедленно слетела бы голова.
К примеру. Весной 1937 года НКВД под руководством Ежова вскрыло заговор военных во главе с Тухачевским. В допросах подозреваемых особо отличились следователи Ушаков и Радзвиловский, замначальника 2-го отдела НКВД Залпетер. Но уже в 1938-1939 году эти ретивые работники были арестованы, давали показания о том, как именно они вели дело Тухачевского и, вероятнее всего (судя по обычаям того времени), разделили судьбу расстрелянного Ежова. Но дело Тухачевского было фактически закрытым, судил генералов закрытый суд.
А катынское дело было с самого начала открытым. Оговорись свидетель даже нечаянно, откажись от показаний, скажи, что заставил следователь, и такому следователю расстрел гарантирован в качестве «меры», принятой начальниками «для наведения порядка» в следственных органах. Будьте уверены, все следователи бригады Сталина отлично это понимали.
Кроме этого, «Справка» комиссии Бурденко не предназначалась посторонним, а только начальникам, в ней враньё недопустимо, там обязана быть правда, а уж начальство само решит, как с этой правдой поступить — дать её в чистом виде или извратить, или умолчать, что и было с «рапортом Ветошникова».
Тому, что в катынском деле следователи бригады Сталина не заставляли свидетелей говорить то, что им нужно, есть подтверждение.