На минуту я задумался, вызывая в уме карту местности. Основная железнодорожная магистраль делает здесь немалый крюк, сначала выходя из горного района на степную равнину, а затем круто сворачивая на север, обратно в предгорья. В принципе, если срезать угол, то по прямой действительно будет не очень далеко. Однако я и не подозревал, что в горах существует еще какая-то неизвестная железнодорожная ветка!
Хотя возможность ошибки маловероятна – насколько я знаю, на железной дороге не бывает станций с одинаковыми названиями. Впрочем, это всегда можно проверить.
Я вернулся к окошечку кассы и переспросил кассиршу. Никаких проблем. Поезд действительно шел до нужной мне станции. А стоимость билета и вовсе привела меня в изумление – казалось, волна повышения цен так и не докатилась до этой глуши.
Я наскреб по карманам нужную сумму, получил горсть медяков сдачи и жесткий картонный прямоугольник с дыркой посередине, отпечатанными названиями станций и доисторической ценой – три рубля. Место в графе «№ вагона» пустовало. На вопрос, куда будет подан поезд, кассирша буркнула «третья платформа» и неопределенно ткнула пальцем куда-то себе за спину.
Удивленно пожав плечами, я вышел из станционного здания и на всякий случай решил заглянуть с обратной его стороны. Поезд и в самом деле уже стоял там – два облупленных вагончика, прицепленных к половинке тепловоза. Я забрался в последний. Там было тихо, тепло и уютно. Золотистые пылинки лениво танцевали в косом солнечном свете. Дальний конец вагона, где находилось купе проводника, был перекрыт дверью с белой занавесочкой на обратной стороне стекла. За ней явно кто-то обитал. Я выбрал купе поближе к выходу и плюхнулся на нижнюю полку, вытянув ноги и откинувшись затылком на жесткую перегородку.
Постепенно вагон заполнялся народом. Основу, естественно, составляли деревенские тетки – классические, не по погоде закутанные в юбки и платки, с многочисленными сумками, авоськами и корзинами самых различных форм, но одинаково невероятных объемов. Затем появилось несколько мужиков колхозного вида и стайка ребятишек, сразу же облепивших верхние полки. Сначала я присматривался к соседям, потом, заскучав, обратил взор к пыльному окну. За окном виднелись задворки станции, две железнодорожные платформы и теплушка, торчащие в этом тупике, похоже, не первый десяток лет.
Тепловоз тоненько засвистел, вагон дернулся, и пейзаж в окне плавно поплыл назад. Вскоре станционные пакгаузы и деревянные заборы сменились лесом, подступающим к самому полотну. Основная железнодорожная магистраль ушла в сторону, а наша ветка, забирая влево, постепенно отклонялась на север, углубляясь все дальше в горы. Колеса размеренно, по-домашнему постукивали на стыках. Мимо окна проплывали то каменистые уступы, то склон, поросший выгоревшей травой, то остроконечные верхушки елей. За ними в синеватой дымке открывался дальний пейзаж – поросшие таким же темным лесом горбатые спины гор.