– Мишины боевые друзья? – спросил я, и мне показалось, что мое горло забито песком – так трудно оказалось выдавить из себя первую фразу.
– Да. – Это был даже не шепот, а шелест, почти безжизненный и потусторонний.
– Приходили за деньгами?
– Да.
– И много они хотят?
– Да.
Похоже, другие слова Марина просто позабыла. Когда я спросил, могу ли я ей чем-то помочь, она просто медленно повела головой справа налево.
– А врач? – настаивал я. – Вызвать «Скорую»?
Последовал тот же отрицательный жест. Я уже решил, что больше не услышу от Марины ни единого слова, когда она разлепила потрескавшиеся губы и тихо сказала:
– Синяки – ерунда. Здесь, – она положила руку на грудь, – здесь больно… Так больно!
И беззвучно заплакала. Ее лицо оставалось неподвижным, как посмертная маска, только слезы ручьями текли из-под сомкнутых век.
– Пусти воду в ванну, – приказал я Верке, а сам осторожно поднял Марину на руки, хотя нести ее следом было рановато. – Сейчас все пройдет, – приговаривал я. – Полежишь в горячей воде, попьешь коньячку, расслабишься. А потом мы сядем и вместе подумаем, как быть дальше.
Я завернул дохлого Джерри в первый попавшийся плед и позвал Верку, чтобы она открыла дверь.
– Копать могилу твоему любимцу не собираюсь, – предупредил я, с трудом удерживая на весу неподатливую собачью тушу – она еще не успела окоченеть и норовила вывалиться.
– А куда ты его денешь? – нахмурилась Верка.
– В мусорный ящик.
– Он нас пытался защитить, между прочим…
Когда я вернулся, Верка молча впустила меня в квартиру, тщательно закрыла дверь и прошлепала босиком в кухню, где опять взялась готовить кофе.
– Поделишься? – спросил я, прислонясь к косяку двери.
– Сам себе заваривай, – отрезала Верка.
Она находилась в отвратительном расположении духа, хотя представить ее в другом состоянии было невозможно.
– Вены зачем резала?
– А жить надоело. – Она сказала это так просто, как будто речь шла о навязшем на зубах хите про чью-то выдуманную судьбу.
– Мишины друзья… – я поколебался, прежде чем закончить вопрос, – они тебя тоже… тронули?
– Еще бы, – хмыкнула Верка, окунув мордочку в огромную чашку, наполненную до краев почти черной кофейной бурдой. Сделав осторожный глоток, уточнила: – Я для них слишком худая, не сгодилась. Марина – другое дело. Вы, мужики, на таких западаете, да?
– Сколько же их было? – увильнул я от ответа.
– Много. Могли бы и тебя запросто трахнуть, если бы захотели.
Вот же стерва! – подумал я в сердцах. И никакая она не маленькая. Настоящая большущая стервоза с длиннющими ногами.
Допив кофе, Верка принялась расхаживать по просторной кухне, напоминая узницу или звереныша, томящегося в клетке. Руками она обхватила плечи, то ли обнимая себя, то ли пробуя себя задушить. Когда она снова повернула ко мне лицо, оно было почти таким же бледным, как седая прядь ее трехцветной прически.