– И что же случилось потом? – участливо спросила Людмила.
– К сожалению, очень многое. Так сказать, повернулось колесо истории, а мы как раз находились на его пути.
– Проще говоря, произошла революция… – внес уточнение любящий точность историк.
– Вы правы, – спокойно откликнулся Коломенцев. – Все, как говорится, в прошлом. Но я и не жалею об ушедшем. Смотрю на вас и понимаю: жизнь повторяется.
– Ой ли? – съязвил Егор. – А, как я понимаю, ваша дачная молодость протекала вовсе не в такой халупе, как наша.
– Вы правы, но разве в этом дело? Разве острота ощущений определяется количеством комнат в доме или наличием в нем слуг? Да, жили комфортнее и питались, возможно, лучше. А в том, что ты точно знаешь, что все кругом – твои друзья и близкие, все тебя любят, а ты любишь их. Ты радуешься ветру, солнцу, грозе, а главное, своей молодости и чистоте…
Олегов хотел возразить своему оппоненту, сказать, что благополучие таких вот безмятежных счастливцев держалось на эксплуататорском труде рабочих, но постеснялся, и только несколько нервно помешивал ложечкой чай в стакане. Разговор перешел на другую тему, но Егор продолжал угрюмо молчать и дуться.
После завтрака, когда все поднялись из-за стола, Коломенцев наклонился к уху Олегова:
– Не желаете прогуляться со мной по лесу? Хочу обозреть окрестности.
Егор молча кивнул.
– Мы недолго, – извиняющимся тоном обратился Коломенцев к Людмиле.
– А можно и мы с вами? – запросились дети.
– В другой раз! – сердито отрезал отец.
Олегов и сам не мог понять причин недовольства визитом своего нового знакомого, почему сердится на него. Только ли дело в несколько двусмысленных разговорах Коломенцева? Нет ли тут иной причины? А может, он ревнует его к Людмиле? Глупости! Коломенцев ей не то что в отцы, в деды годится. А может, все вместе: некое чувство зависти к столько повидавшему, нестандартно мыслящему человеку, ощущение чужого превосходства, да и ревность… Чего уж скрывать от самого себя – и это тоже…
Он шел по тропинке среди сосен, занятый своими мыслями, даже не замечая, что следом шагает Коломенцев. Тропинка расширилась, превратилась в широкую тропу, а потом и в торную дорогу. Коломенцев шел рядом, но молчал. Видно было, что ему просто нравится брести по чистому сосновому бору, поддевать носком башмака сухие шишки и отпинывать их в сторону. Наконец он не выдержал:
– Куда мы движемся?
Олегов пожал плечами:
– Гуляем. Вы же сами просили показать вам окрестности.
– Ну да, ну да…
Они подошли к станции. На перроне в этот час никого не было, только бродячая собака нехотя глодала замусоленную кость.